— Да. Разумеется. Будущего нет. Мы сами творим его. Каждый миг. Каждую секунду. Каждое мгновенье. Каждый получает именно то, во что он верит. «По вере вашей да воздастся вам».

И настал двадцать седьмой день.

И сказал Люцифер Своему Сыну:

— Новое всегда рождается на обломках старого. И процесс этот — болезненный.

«С порога смотрит человек

Не узнавая дома.

Ее отъезд был как побег,

Везде следы разгрома».

Б. Л. Пастернак, «Разлука»

«Не вливают вина молодого в мехи ветхие;

а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают,

но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое».

Евангелие от Матфея

«Но пройдут такие трое суток

И столкнут в такую пустоту,

Что за этот страшный промежуток

Я до Воскресенья дорасту».

Б. Л. Пастернак, «Магдалина (II)»

Шилин открыл дверь и остановился в недоумении. Что-то было не так. Он даже не сообразил сначала, что именно. И только потом до него дошло. Черт! Наташиных вещей не было! Сапоги, туфли, куртка, дубленка — все исчезло.

Шилин, ничего еще не понимая, но охваченный уже каким-то неясным предчувствием, с замершим сердцем, не раздеваясь, быстро прошел в комнаты.

Ничего особенного вроде... Кажется, нормально все...

Он резко распахнул шкаф. Сердце стукнуло и остановилось.

Та же самая картина! Одни пустые вешалки. Ни платьев, ни юбок-кофточек — ничего. Голяк. Голый Вася!

Шилин беспомощно огляделся и тут только заметил большой белый лист бумаги, явно специально положенный кем-то на тумбочку, на видном месте. Он с усилием, на негнущихся ногах, подошел к кровати, тяжело опустился на нее и тихо, осторожно, с опаской, как какую-то ядовитую змею или сколопендру, взял лист в руки. Он уже понял, что случилось что-то страшное. И даже догадывался в глубине души, что именно. Но разум его пока еще отказывался в это верить.

Плавным, заторможенным движением сомнамбулы поднес он к глазам листок и медленно начал читать.

«Андрюша! — мелкий, бисерный, словно вечно спешащий куда-то почерк жены он узнал сразу. — Прости, но я ухожу. Я полюбила другого. На развод я подам сама. Наташа».

Шилин, все еще не веря, перечитал записку несколько раз, прежде чем окончательно уяснил, наконец, себе ее смысл. В голове шумело. Он чувствовал себя так, словно ему только что неожиданно звезданули изо всех сил по башке какой-то огромной суковатой дубиной. Или даже скорее мешком с песком. Такое же оглушенное состояние. Нокдаун.

То, что он только что прочел, было невероятно! Невозможно! Немыслимо! Просто не укладывалось у него в голове!

Как это: «ухожу!.. развод!.. полюбила другого!..»?! Она же только сегодня утром завтрак мне готовила и на работу провожала!.. «Пока, котик!» А как только я ушел, сразу же вещи собирать начала?.. Так, что ли?

А ведь еще сегодня ночью!.. Или нет, сегодня ночью у нее как раз «голова болела». Как, впрочем, и вчера. И всю последнюю неделю. Или даже две. Черт, не помню!..

Но не в этом дело! Мы лежали вместе, обнимались, целовались... Ласкали друг друга... Как муж и жена. Как самые близкие на свете люди!

— Это ты ее ласкал! — ехидно подсказал Шилину какой-то насмешливый голос. — А она лишь нехотя позволяла тебе это делать. Из милости. Или по расчету. Пока последние детали улаживала. Там... с этим своим новым любимым. Женщина же, как обезьяна. Никогда не отпустит одну руку, пока крепко не ухватится другой!

При мысли о своем таинственном сопернике Шилин тихонько зарычал и в ярости скомкал и отшвырнул записку.

Кто он такой?! Откуда он взялся?! Где она его вообще выкопала??!! Так она с ним??!!.. Наташа???!!!...

Впрочем, вспышка бешенства быстро прошла. Осталась одна только боль. Вот она — осталась. И не проходила. Не отпускала ни на минуту!

Шилин внезапно почувствовал себя так, будто из него вынули душу. Какую-то очень важную ее часть. И в груди теперь осталась огромная зияющая пустота, которую решительно нечем заполнить. Ничто ее не может заполнить! Ничто в целом мире! Только ОНА. ОНА одна! Но ЕЕ не было. ОНА полюбила другого.