Совсем запыхавшись, остановилась у двери одного дома — забарабанила кулаками в дверь.

Никто не отозвался.

Бросилась, не оглядываясь дальше. Барабанила и в двери других домов. В одном кто-то сердито рявкнул. Во дворе другого зарычала собака.

Плача от отчаяния, она помчалась дальше. Пробежала в узком пространстве меж двумя домами — тут вроде шаги стали стихать.

Но повернула направо — стена.

Повернула налево — сарайчик. Наглухо закрытый.

Назад пути нет. О, Господи!

От страха ноги подкосились — она упала мешком у стены.

— Пресвятая Дева! — закричала. — Помоги! Убивают! — И закрыла лицо руками.

Лежала долго, крепко зажмурившись.

Но тишина. Наконец несмело подняла голову, оглянулась — никого. Да и «топ-топ» исчез… Прячется, небось, где-нибудь.

На четвереньках проползла от сарайчика до стены. И обратно. Прятаться было негде…

Тогда-то и поняла, что «топ-топ» был… как бы вам это сказать?.. эхом ее собственных шагов.

Дальше рассказывать — время тянуть. Скажу вкратце, что сладко заснувшую на улице Марион разбудил начальник городской стражи. Поднял с мостовой, строго вопросил, нашла ли она башмак. И хотя Марион клятвенно заверяла, что «никакого башмака, вот вам крест, не находила!», потащил ее, упирающуюся, домой.

Страшное потрясение выпало на долю Марион, а о Фауле уж и говорить не приходится. Кота выжали, очистили от грязи, приткнули к теплому камину, а позже — высушенного и вылизанного (вы, конечно, понимаете, что Фауль вылизал себя сам) — усадили за стол.

Сложное явление — заколдованный кот. Никто не знал, как с ним обращаться. Как, например, величать его, сего важного господина? Не могло быть и речи, чтобы просто «Фауль». «Герр Фаульман» — предложил Бартоломеус. Это звучало красиво, с достоинством и совсем не обидно для кота, всего три года назад пребывавшего в образе человека.

Итак, герра Фаульмана обвязали салфеткой и посадили перед большим блюдом с жареной рыбкой. Несколько стесняясь опростоволоситься в глазах сего важного господина, сидели прямо, ели чинно, жевали с закрытыми ртами.

И все бы хорошо. Но как и прежде, господин кот был безмолвен. Не то чтобы совсем: «мурр» и «мяу» — это как всегда. А вот «да» или «нет» или «я знаю, где находится граф Эдельмут»… — это молчок.

— Ах, что бы сделать такое, чтобы вы заговорили, милый господин Фаульман? — вздыхала Эвелина. — Что бы сделать, чтобы вы поведали нам то, что рассказал вам граф Шлавино? Как узнать, где томится мой бедный отец?

Ну что ж тут сделаешь. Кот виновато моргал, пожимал плечами и жевал рыбку.

— Дело запутанное и таинственное, — высказался Бартоломеус. — Одно ясно: что если мой доблестный господин и ваш благородный отец до сих пор здравствует… То будь он хоть в преисподней, хоть в райских кущах, наш долг — вызволить его оттуда. И таким образом восстановить справедливость: граф Эдельмут снова станет повелителем здешнего графства, мерзкий колдун отправится в преисподнюю…

— А у меня снова будет отец! — засияла Эвелина.

— Но как же, как же узнать, где спрятан сей сиятельный господин? — всплеснула руками Марион, да так потерянно, что опрокинула кувшин с молоком прямо на колени Бартоломеусу. — Как же это выведать? Не спрашивать же у графа Шлавино!

— Есть одно простое средство, — успокоил Бартоломеус, хладнокровно стряхнув молоко со штанов. — Одно очень простое средство. Нужно раздобыть конфетку для Фа… для господина Фаульмана. Да-да, ту самую, волшебную. Съев которую, сей достойный господин вернет себе обличье человека. А став человеком, обретет дар речи. А обретя дар речи…

— …откроет нам тайну графа Эдельмута!

— Ах, как просто! Как все, оказывается, просто! — радовались девочки, хлопая в ладоши. Оставалось только достать конфетку.