Хани невольно дрогнула и едва удержалась, чтоб не вжать голову в плечи. Но от проницательной пилигримки ничего было не утаить. Она широко улыбнулась, обнажая ровные зубы, такие белоснежные, что Хани невольно захотелось больше никогда не открывать рта. Где прежде она видела такую же улыбку?

– Отчего ты боишься имени богини, но ноги раздвигаешь перед тем, кто вышел от ее крови?

– Ты поможешь мне?
– Хани сглотнула, изо всех сил стиснула пальцы в кулаки. Хотелось сбежать к Краю Эзершата, лишь бы больше никогда не видеть румийку и ее взгляд - насмешливый, пополам с презрением.

– Скажи только чем, - кивнула румийка.
– Только прежде - неужто нестрашно тебе со мной такие разговоры вести? А если я тебя убью сейчас? Или кто из этих людишек прознает, что со мной говорила?

– Они и так узнают, - пожала плечами Хани, нарочно игнорируя первую часть вопроса.
– Главное, что к тому времени, как правда откроется, мы будем в безопасности.

Пилигримка погрозила ей пальцем, хитро улыбаясь. Чем больше она скалилась, тем сильнее Хани пробирало недоверие. Уж лучше бы хмурилась - все понятнее, что на уме.

– Если связалась с румийцем, так будь готова к тому, что нигде в Эзершате не найти вам безопасного пристанища. Только на Румосе, но Раш лучше даст отрезать свои уши, чем вернутся туда. Знаешь ты, отчего он сбежал?

– Нет, - призналась Хани.

– По нашим меркам, он родился с изъяном. Видела ты уши моего брата или только в штаны ему глядишь?

Хани молча кивнула. Пусть румийка, если ей охота, плюется желчью, а заодно и придумает, с чем Хани согласилась.

– Таких, как Раш, - продолжала пилигримка, - у нас используют по-иному. Брату повезло, что мать заставляла его носить обруч, и долгое время его ущербность никто не замечал. Обычно, мы не затягиваем, и, как только появляется тот, кто может дать порченое потомство, его определяют в лаборатории. Знаешь, что это такое?

Хани снова ограничилась кивком, на этот раз - отрицательным. Зачем румийка рассказывает все это? Девушка хотела знать, что побудило Раша сбежать из дома, но сейчас для откровений было не время и не место. Перебивать пилигримку она не решилась - вдруг, передумает помогать?

– Это такое место, где мы, румийцы, расчленяем человеческие тела, разбираем их по косточкам, по хрящикам, сцеживаем всю кровь - и смотрим, как человек устроен изнутри. Некоторых, после собирают обратно, и их тела получают новое рождение.
– Тут пилигримка сделалась серьезной, будто собиралась поведать Хани страшное откровение.
– Рождение, но не жизнь.

Хани понимала, о чем говорит румийка.

– Ты ведь не можешь не знать эту историю, северянка?
– Пилигримка обошла девушку кругом, словно приноравливалась, с какого боку лучше всадить ей нож в спину.
– Артефакт, который создали наши предки, и за который боги сослали нас в самую задницу Эзершата. Во все времена так было - всякий, кто посмеет пойти против воли богов, будет наказан. Потому что они...
– пилигримка выразительно поглядела вверх, будто видела чертоги властелинов мира, минуя деревянную крышу и небесный свод.
– Они бояться, что мир обойдется и без них. Если никто не станет молиться и отбивать поклоны, просить заступничества и приносить жертвы - они уйдут в забвение.

В конце ее слова стихли до шепота. Хани сглотнула. И куда подевалась вся храбрость? Хотелось одного - сбежать, выскочить из мышеловки, пока еще не поздно. Она осторожно покосилась на румийку и поняла - поздно. Ловушка захлопнулась еще там, в коридоре.

– Все эти столетия мой народ боролся с волей богов. И мы перехитрили их, и я тому доказательство. Разве моя идеально гладкая кожа покрыта язвами? Разве руки мои и ноги изувечены вывороченными суставами? Или, может, у братца моего в паху фасолевый стручок болтается? Только цена за такую метаморфозу высока, и мы платим ее. Так приказывает наша мать Шараяна. А Раш ослушался, выбрал никчемную жизнь.

– Никчемную?
– непонимающе переспросила Хани.

– Его тело достаточно крепкое, пусть и с изъяном, - пожала плечами румийка. Она прошла до сундука, где хранила вещи, отбросила крышку и выудила из его недр узкий кожаный сверток, перехваченный лентой. Пилигримка сунула его за пояс, поправила голенище сапога, и снова повернулась к собеседнице.
– Если бы вышло изучить его строение, и вычленить причину дефекта, мы бы избавились от еще одной бреши в наших генах. Это укрепило бы не только нашу семью, но и всех румийцев.

Хани хотелось спросить, что такое "гены", но она не решилась. Может, если боги даруют благосклонность, у нее будет шанс обо всем расспросить Раша.

– Но я помогу тебе, - закончила пилигримка.
– Не рада моего бесхребетного братца, а потому что ты стоишь тут и трясешься от страха, но не пытаешься бежать, хоть мысли о побеге у тебя на самом лбу проступили. Я отпущу его, а остальное - не моя забота.

– Спасибо, - поблагодарила девушка. После всего, что наговорила румийка, Хани потеряла надежду получить от нее помощь, и, когда опасение не подтвердились, с охотой простила пилигримке издевки. Достаточная плата за свободу чужестранца, рассудила девушка.