Субботина Айя
Шрифт:
– Зачем ты за нами шла?
– Хани подивилась, каким спокойным звучит ее голос, но нашептывания Хелды развеяли страх.
– Я же говорила, что братца моего давно дома заждались.
– Румийка покачала головой.
– Решила проводить его, а то вдруг заплутает. И тебя заодно. Поглядишь, какое оно - румийское гостеприимство.
"Раш никогда не даст себя взять", - подсказала Хелда, и Хани, точно заговоренная, повторила ее слова.
– Ну так если я тебе нож к горлу приставлю - так куда он деваться станет? Пойдет, как миленький.
– Тут она достала кинжал - тонкое лезвие с легким шипением выскользнуло из рукава - и нарочно попробовала пальцем режущую кромку. Улыбнулась, довольная.
– А если удерет, так уж прости - придется тебя к Гартису отпустить, а то знаешь больно много.
И, в доказательство своих слов, направила острие кинжала в сторону Хани. Девушка почувствовала холодок в ладонях и странную ясность в голове, как тогда, с сельчанами. Отчего-то приступы магической лихорадки случались с нею бесконтрольно. С того дня, как она перестала ощущать магию Виры, темное колдовство сделалось сильнее, но приходило само, когда ему вздумается, не подчиняясь мысленным призывам. Хоть сколько черпай из темного источника - без толку.
"Не трогай ее, - предупредил голос, - поддайся, и она отвезет вас на Румос".
"И что дальше?!" - хотелось закричать Хани, но она не успела. Пилигримка налетела на нее словно таран, толкнула в грудь. Хани попыталась вздохнуть, но в груди зажгло, словно туда бросили головню. Девушка закашлялась, упала на колени, раздирая горло до кровавых полос.
– Пока мой братец внизу, - Фархи вдруг перешла на шепот, - я воспользуюсь твоим гостеприимством и подожду его здесь.
Пилигримка оттащила Хани в сторону, жалуясь, откуда в таком немощном теле столько весу, и заткнула рот какой-то тряпкой. К тому времени девушка справилась с болью и смогла сделать несколько жадных глотков. Она могла убить румийку - Хани по-прежнему чувствовала холодок в ладонях и зуд на кончиках пальцев, но голос госпожи велел делать иначе.
– Так будет спокойнее.
– Фархи, не церемонясь, связала северянке руки, и проверила, надежно ли закреплен узел. Поднялась, рассматривая пленницу с высоты своего роста.
– Вот же - и могу тебя прирезать сейчас, и не хочу отчего-то. Ты, случаем, не навела на меня порчу, колдунья?
Девушка отвернулась.
Раш вернулся скоро: Хани слышала его мягкие шаги и насвистывание какой-то мелодии. Услышала и Фархи. Пилигримка спряталась за дверью, вооружившись кочергой для перемешивания углей в жаровне, и притихла. Румиец отворил дверь, ступил внутрь. Хани не видела его с того места, куда ее пристроила пилигримка, только в щели между дверью и полом мелькнули ноги. Пилигримка выждала еще мгновение, пока Раш не переступил порог комнаты обеими ногами, и, что есть силы, наотмашь огрела его по затылку.
Румиец охнул, подвел глаза и рухнул, словно скошенный пшеничный колос. Фархи улыбнулась, быстро прикрыла дверь. Так же быстро связала брата, но в его рот кляп совать не стала. Потом с деловитым видом выпотрошила карманы Раша.
– Братец-то беззуб, оказывается, - сказала она, ощупав его всего. После взвесила на ладони кошель с золотом и прищелкнула языком. И предупредила, когда Раш слабо застонал, приходя в себя после короткого обморока: - Советую тебе не кричать и вести себя смирно, а то я раскрою тонкую шейку твоей девки от уха до уха, а язык ее поджарю и тебе скормлю, да еще проверю, чтоб все сожрал, братец.
Раш только беспомощно зарычал, подергал руками в путах, но тщетно. Хани нарочно отвернулась, чтобы не видеть его лица. Вдруг поймет, увидит то, что она силится скрыть? Простит ли он когда-нибудь, если узнает, что только по ее добровольному бездействию, они оба попали в плен к румийке? Пусть Фархи сестра ему, но любви в ней нет, одна только злоба и каждый жест выдает потаенное желание сделать ему больно. Не успела Хани подумать об этом, как пилигримка подскочила к Рашу, и ударила его носком сапога. Румиец застонал, согнулся пополам, настолько, насколько позволяли путы. Но девушке оказалось мало: она "подарила" брату еще несколько ударов, пока тот не заскулил от боли, выхаркивая на пол алую слюну.
– Мечтала сделать этого с того дня, как ты нас покинул, братец, - призналась Фархи.
– Надеюсь, эта боль станет достаточным примером того, что ждет тебя дома.
– Заткнись, - сипло выдохнул Раш, когда его тело справилось с болью.
– Считай, что ты в последний раз говорил со мной таким тоном, братец.
– Пилигримка присела около него, потянула за остатки волос на затылке, заставляя пленника смотреть на нее.
– Мы отправляемся домой, и от твоего поведения зависит, в каком виде на Румос прибудет северянка. Я так себе думаю, что уши, глаза и язык ей без надобности, так что хорошенько думай, прежде чем затыкать мне рот.
– Зачем она тебе? Отпусти. Людей меньше - спокойствия больше.
– За дуру меня держишь...
Фархи покачала головой, выровнялась. Хани даже показалось, что сейчас румийка снова поучить брата сапогом, но та лишь проверила, надежно ли закрыта дверь и переложила ее щеколдой изнутри. Потом прошлась по комнате, поскрипывая половицами, и остановилась у постели.
– Устала я, спать теперь будем. Завтра в дорогу, нужно отдохнуть.
– Ты же терпеть не можешь моря, у тебя от запаха соли морская хворь начинается.
– Раш поелозил языком во рту, словно проверял, все ли зубы на месте.