Затем холод отступил. Тело еще болело, но мысли понемногу возвращались, а веки наконец, поддались и разомкнулись. В то же мгновение сразу несколько пар рук подхватили ее и выволокли их вязкого кокона, бросив на пол. Хани не могла подняться. Она задыхалась, чувствуя в себе ту жижу, пленницей которой была только что. Девушка опорожнила желудок прямо на пол, на губах остался тошнотворный привкус плесени.

– Глядите-ка, жива.

– Несите ее на алтарь, нужно проверить, что сталось. Живее, неповоротливые обезьяны.

Хани почувствовала, как ее оторвали от пола и понесли. Она не могла пошевелиться, чувствуя слабость, какой никогда прежде не случалось. Вскоре, девушку положили на каменную поверхность, а мир загородили тени нескольких склоненных голов. Чьи-то пальцы раскрыли ей рот, кто-то сунул в него продолговатую железяку. Ей Хани даже обрадовалась - вкус железа немного перебил вкус плесени.

– Ничего не вижу, - с досадой сказал голос. Хани узнала Сарфа. Должно быть, румиец все время был здесь.

– Нужно глянуть ей на спину, - предложил второй.
– Не может быть, чтоб Темная мать не нашла в ней второе рождение. Я видел, как они слились, и не видел, чтобы она покидала тело девчонки! В предыдущий раз все случилось иначе.

– Тогда девушка умерла прежде, чем они соединились, - остудил пыл собеседника Сарф, но внял его словам, и перевернул Хани на бок.

Девушка закашлялась, едва не подавившей подступившей к горлу жижей. Снова опорожнила желудок. Кто-то из румийцев залился громкими словами - Хани не нужно было знать их язык, чтобы понять смысл. Между тем зрение вернулось к ней лишь на половину, но и этого было достаточно, чтобы увидеть пятно, которое еще недавно было внутри ее желудка. Впрочем, оно больше походило на тот туман, в котором блуждала Хелда. Или, теперь уже, ее стоит называть Шараяной. Пятно шевелилось и так же недовольно топорщилось щупальцами.

– Отец, смотри...

Хани услышала в голосе второго румийца тревогу. Только когда ее позвоночника коснулись прохладные пальцы, поняла, что нагая. Желание прикрыться было так велико, что слабость отступила. Руки взлетели вперед, прикрывая грудь, конвульсия согнула и разогнула ноги. Хани соскользнула на пол. Падения почти не почувствовала, только шлепок услышала. В голове прояснилось.

– Пошевелись только - испепелю, - зарычал Сарф.

Он стоял с противоположного боку алтаря, рядом с ним, выводя руками невидимые узоры, скалился молодой румиец. Оба были одеты в точности так, как те шаймерцы, которых Хани показала темная богиня: те же странные свободные одежды, на странный манер обернутые вокруг тела.

Но в глазах обоих румийцев читалось вранье. Если молодой до сих пор не начаровал какие-нибудь ужасные чары, значит, он не торопится потакать угрозам Сарфа. Да и тот, судя по всему, лает от бессилия.

– Она во мне, - вдруг поняла Хани.

Слова невольно родились на свет, хоть северянка не хотела произносить их. Но оплошность сыграла девушке на руку - лица румийцев безмолвно подтвердили ее догадку. Шараяна в ней.

– И пока мы с ней в одной шкуре - вы не причините мне вреда, - чуть осмелев, продолжила Хани.

– Зря так думаешь, - пытался выкрутиться молодой, но Сарф прикрикнул на него, и тот стиснул зубы, умолкнув.

– Покорись, - прошипел отец Раша.
– У тебя нет иного пути, только один, но за который всякий из нас положил бы голову без раздумий.

– Где Раш?
– Хани не слушала его. Главное - бежать. Кончики пальцев зачесались от притока чар.

– Его нет больше, - промямлил молодой. Он боялся, запах страха стоял такой, что его можно было нашинковать ножом. Но, несмотря на боязнь, румиец выглядел довольным, когда произнес это.

"Как нет? Больше нет?" Девушка собрала магию в кулак. Она видела все темные источники - так много, что магию можно было черпать не переставая. Хани зачерпнула, глубоко, чувствуя, как магия загорелась в ее теле, словно рассветное пламя.

– Скажи мне, где Раш, - выбивая каждое слово, потребовала она.

Что-то отразилось на лице Сарфа, неуловимое и настораживающее. Хани развернулась, наугад швырнула сгусток, что шипел в ее ладони. Темное облако накинулось на странных мохнатых тварей. Времени рассмотреть их внимательнее не было. Мохнатые свалились замертво. Те, что стояли за ними, словно заговоренные, заняли место павших. Краем глаза Хани заметила еще несколько десятков таких же - они обступали ее кольцом, а румийцы тем временем, пытались прочесть какое-то заклинание. Над их головами сгущался черный туман.

В груди Хани кольнуло. Сперва не сильно, словно кто пощекотал. Но укол повторился, принес боль. Девушка чувствовала в себе Шараяну - темная сущность пойманная в клетку из ребер. И теперь эта сущность стремилась освободиться. Чем громче колдовали румийцы, тем невыносимее становилась боль. Темная внутри шипела и рвалась на свободу.

Раш. Что значить - его нет? Мысли метались в голове, мешали сосредоточиться. Девушка ухватила новый сгусток, выждала мгновение, пока он окрепнет - и послала румийцам. Молодой успел разгадать ее замысел и прикрыл себя и Сарфа прозрачной упругой шапкой, которую сотворил тут же, на ходу. Сгусток повстречался с ней, зашипел и стек на пол. Но это дало Хани время - мужчины, отвлеченные от колдовства, сбились, и начали плести чары заново. Девушка знала, что второго шанса не представиться. Она попятилась к выходу, не обращая внимания на вновь родившуюся боль. Нужно время, чтобы она окрепла и стала настолько невыносимой, чтобы сбить Хани с толку. Девушка зачерпнула снова, теперь обеими ладонями, после соединила их... и развела в стороны, вытягивая тьму, будто лапшу. Она мигом затвердела, сделалась гладкой, деревянной, обернулась копьями. Хани не знала, что за волшебство оказалось в ее руках, и как ним распоряжаться, но, стоило захотеть - тьма сама обретала нужные формы.