– Знаешь, - тут Шараяна улыбнулась, почти с теплотой, - вам бы стоило иногда прислушиваться к тому, что говорят двуногие муравьи, которых вы называете людьми. Потому что, у них есть слова, которыми я тебе отвечу: подотрите лучше зады своим забвением!

Хани снова затянуло в вихрь времени и разноцветных вспышек, от которых глазам сделалось больно. Девушка зажмурилась. Она хотела вытравить из памяти воспоминания, которые только что видела, но они преследовали ее, будто одичавшие собаки. Гнались и лаяли вслед. Хани спрятала лицо в ладонях. Светлая Вира, темная Шараян. Сестры... Как такое может быть?

"Ты видела достаточно, чтобы понять", - снова с жаром зашептала Хелда.

Богиня или лишь образ давно зародившегося противостояния?

"Мы носим обличия, и меняем их так же часто, ка вы, люди, меняете свои одежды", - словно прочитав ее мысли, ответила богиня. "Некоторые мне особенно дороги, потому, что в них отражается моя сущность. Я не чудовище, северянка, я просто женщина, у которой пороков больше, чем вшей на ничейной кошке. Но разве у кого-то из людей их меньше? А если меньше - то так ли уж намного? Мы создали вас такими, какими были сами когда-то... Заселили на парящий в пустоте осколок великого мира, в надежде познать через вас самих себя. Глядя на меня такую, ты видишь то, что тебе близко. Разве это не облегчает наше взаимопонимание?"

Хани хотела спросить, какая же она на самом деле, но осознание того, что говорит с богиней, превратило язык в камень. Впрочем, судя по тому, как ловко та угадывала ее мысли, надобности говорить не было.

"Теперь ты достаточно знаешь меня, чтобы впустить", - шепнула Шараяна в левое ухо, а после добавила, уже в правое: - Я спрятала в тебе часть себя, чтобы прорости заново в твоем теле. Только так я смогу присоединиться к тем, чей приход очистит Эзершат.

– Вернуться из забвения?

Шараяна рассмеялась точно так, как смеялась в лицо своей сестры - с горечью и издевкой.

"Зачем бы мне хотеть вернуться к тем, кого скоро свергнут более достойные? Эзершат слишком долго сидел в тени их страхов, пришла пора родиться вновь, с новыми богами и новыми истинами. Ты представить не можешь, сколь велики знания, которые прячут от вас жалкие трусы, именующие себя богами. Но боги ли они, Хани? Разве видела ты, чтоб их воля приносила избавление или уменьшала страдание? Разве не их велением твой народ вынужден ютиться на отшибе Эезршата, орать тощую землю и молиться на каждое ржаное зерно в колосе? А между тем есть другие народы, которым боги щедро дают как ни одно, так другое. Думаешь, тем, кто наверху, есть дело до тебя и остальных северян?"

– Мой народ силен.
– Хани говорила твердо, удивляясь, откуда взялась смелость.
– Пусть боги сами рассудят, кому жить в сытости, а кому мерзнуть в снегах. На все есть испытания.

"Только не думай, что можешь меня одурачить", - разозлилась богиня. Клубы тумана поддались ее настроению, зашипели и встопорщились, становясь похожими на разозленного ежа. "Я слышу, о чем ты думаешь, мы становимся одним целым, сливаемся, и ты теперь я, а я - ты, и никуда тебе не деться".

Девушка рванулась вперед, словно только-только вернула способность ходить. Врезалась в туман, и помчалась в нем, не разбирая пути. Пусть все кончится, уж лучше туда, в смолу, где тяжело дышать, потому что на грудь давит нестерпимая тяжесть. Куда угодно, хоть в морскую пучину, только бы подальше от темной. Но туман расступился, услужливо стелясь под ногами Шараяны.

"Не противься, Хани".

– Уходи, оставь меня в покое, - шептала девушка, повторяя слова скороговоркой.

"Чем быстрее ты смиришься, тем скорее я стану твоей частью. Разве есть дурное в том, чтобы помочь рождению новой богини? Твое лицо станет моим. Твой голос будут слышать тысячи и к твоим ногам они принесут дары".

Хани побежала снова. Знала, что бесполезно, но мчалась вперед, будто тот шестиногий конь, который может обогнать собственную тень. Значит, вот для чего она заманила их с Рашем на остров? Значит, это воля Шараяны управляла ей в деревне и Пепельных пустошах? Хани захотелось остановиться и лягнуть себя что есть силы.

"Ты будешь моей!"

Не успела Хани опомниться, как богиня вышагнула из тумана, и понеслась на нее. Мгновение - и девушка почувствовала толчок. Не сильный, но выдержать натиска Хани не удалось. Она снова проваливалась в какую-то пропасть под шум множества голосов. Постепенно, тьма разошлась, будто распогодилось. Девушку швырнуло вперед, в самое сердце появившегося из темноты разноцветного неба...

– Она умирает...
– раздалось откуда-то.

Хани почувствовала прикосновение к шее.

– Слишком слаба, ничего не выходит, - говорил другой голос, безликий и сухой.

– Обождите, пусть Темная мать даст знак.

– Она вот-вот к Гартису отойдет, - волновался первый голос.

– Если Темная мать не возьмет над ней верх, то так тому и быть. Здесь она нам без надобности будет.

Что должна была сделать Шараяна и как - Хани так и не узнала. Тело прожгла волна холода, потом еще одна, и еще. Они накатывали снова и снова, доводя до агонии. Голоса растворились, будто их и не было. Остался только шепот, непонятный, мертвый шепот, от которого голова едва не разрывалась на части.