Только Лаклейн закончил лапать ее под столом, как принесли еду, и он начал медленно и чувственно поглощать свой ужин. Он настолько откровенно и искренне наслаждался каждым кусочком, что ей почти захотелось тоже попробовать, а не только создавать видимость.

По окончании трапезы Эмма вынуждена была признать, что их ужин с подменой тарелок и с пищей, разлетающейся во все стороны — по причине ее неуклюжего обращения с приборами — не был неприятным.

После того, как официант забрал тарелки, Эмма увидела, что женщина за соседним столиком, закончив ужин, встала и, извинившись, вышла. Вот как поступали смертные женщины. Закончив есть, они клали сумочки на колени, похлопывали их, а затем отправлялись в дамскую комнату, чтобы освежить помаду и проверить, не застряло ли чего в зубах. И раз уж она притворялась…

Но у нее нет сумочки. Ее сумочка была испорчена, когда вот этот ликан, сидящий напротив, швырнул Эмму на грязную землю. Она нахмурилась, но все равно сделала движение, чтобы встать.

— Я собираюсь в дамскую комнату, — тихо сказала она.

— Нет, — он потянулся к ее ногам, и Эмма быстро отдернула их под столом.

— Извини?

— С чего бы тебе делать это? Я знаю, у тебя нет таких потребностей.

От смущения она начала бормотать.

— Т-т-т-ы ничего обо мне не знаешь! И я предпочитаю, чтобы всё так и оставалось.

Откинувшись назад, он заложил руки за голову. На его лице застыло самое обычное выражение, словно они сейчас не обсуждали нечто столь интимное.

— Ну, так как? Они у тебя есть?

Эмма покраснела. У нее не было этих потребностей, и, насколько она знала, у других вампиров тоже. Равно как и у валькирий, потому что они… ну, не ели.

— Твой румянец говорит сам за себя. Значит, у тебя их нет, — его хоть что-нибудь способно смутить?

Заметив, что у ликана появился тот изучающий взгляд, который заставлял ее чувствовать себя насекомым, пришпиленным за крылышки под стеклом микроскопа, Эмма встревожилась.

— Чем еще ты отличаешься от человеческих женщин? Я знаю, что слезы у тебя розовые. А потеть ты можешь?

Разумеется, она могла.

— Не полтора часа в неделю, как советует наш министр здравоохранения… — отлично, он растерялся. Но ненадолго…

— Пот тоже розовый?

— Нет! Слезы — это аномалия. Ясно? В остальном я точно такая же, как и другие женщины, за исключением тех отличий, на которые так грубо обратил внимание.

— Нет, не такая же. Я видел рекламу по телевизору. В течение дня она вся рассчитана на женщин. Ты не бреешься, но твоя кожа гладкая там, где у них волосы. Я просмотрел твои вещи и обнаружил, что у тебя нет тех предметов гигиены, которые рекламируются.

Ее глаза широко распахнулись, когда она поняла, ЧТО именно он имел в виду. Эмма напряглась, готовая выскочить из кабинки, но Лаклейн, вытянув ногу, поставил свой тяжелый ботинок рядом с ней, поймав ее, таким образом, в ловушку.

— Ходили слухи, что вампирши стали бесплодны. А ведь когда вампир находит свою Невесту, он остепеняется. В итоге твой род начал вырождаться. По этой причине Деместриу попытался убить всех вампирш в Орде?

Она никогда не слышала об этом. Опустив взгляд на стол, Эмма не отводила его до тех пор, пока не поняла, что перед глазами начало все расплываться. Официант предпринял героическую попытку убрать после нее, но на столе все еще были крошки. Крошки, которые она оставила. Потому что была уродом, не умеющим обращаться со столовыми приборами и, очевидно, также неспособным иметь детей.

У нее никогда не было месячных, потому что она бесплодна?

— Это правда? — снова спросил Лаклейн.

— Кто знает, о чем думал Деместриу? — пробормотала Эмма.

— Значит, ты не точно такая, как смертные женщины, — его голос смягчился.

— Полагаю, нет, — она выпрямилась. — Но у меня все же есть прическа, которую я хотела бы поправить, и истории о неудавшихся свиданиях, которыми мне хотелось бы поделиться. Так что сейчас я отправляюсь в дамскую комнату.

— Возвращайся потом прямо ко мне, — скомандовал он.

Эмма осмелилась сверкнуть в его сторону глазами и поспешила прочь.

У ресторана и бара был общий туалет, так что ей пришлось пробираться мимо мужчин, слонявшихся там безо всякого дела. Это напомнило ей компьютерную игру с кучей противников в лабиринте — и любой из них мог оказаться вампиром. Но ради того, чтобы на время сбежать от унижения, стоило рискнуть.

Оказавшись в укрытии дамской комнаты, Эмма подошла к стене с раковинами, собираясь помыть руки. Заметив свое отражение в зеркале, она в очередной раз поразилась тому, насколько бледной стала. Она так быстро и сильно похудела, что заострились скулы. Эмма попросту была слишком юной и слабой, из-за чего жажда мгновенно на ней сказывалась. Черт, да на ней словно висела табличка «легкая добыча».

Она всегда знала о своей слабости. Смирилась с ней. Как и с тем, что не могла защитить саму себя даже с помощью оружия. Она с трудом обращалась с мечом, а ее навыки в стрельбе из лука были просто смешны — что доказывал хохот тех, кто видел ее тренировки. А ее умение драться? Что ж, скажем так, тут она тоже талантом не блистала.

И все же Эмма не знала, что никогда не сможет иметь детей…

Когда она вернулась, и Лаклейн, встав, помог ей сесть, она заметила, что пока ее не было, он успел вонзить когти в стол. Ничего похожего на случай с ночным столиком в отеле, просто пять аккуратных, глубоких выемок, окружающих видимый след тепла его ладони, который уже начал исчезать.