Часто использующийся аргумент в пользу органической эволюции базируется на компаративной анатомии, поскольку было обнаружено, что растения и животные могут быть упорядочены в группы, согласно определенным сходствам, а эти группы, в свою очередь, могут быть упорядочены в последовательности по увеличению или уменьшению сложности анатомической структуры. Например, ноги лошади, овцы, собаки, обезьяны и человека могут быть упорядочены подобным образом. Часто считается, что эти виды появились во времени в порядке указанной последовательности. Именно это умозаключение следует рассмотреть подробнее.

Посмотрим, как именно работает данный метод в социальной антропологии. В начале века широкое распространение получила теория, утверждавшая, что человечество не всегда имело современный институт брака. При этом считалось, что институт брака прошел через несколько стадий, последняя из которых является наиболее «развитой» и цивилизованной. Предполагаемые стадии таковы: 1) промискуитет; во время данной стадии сексуальное поведение не обладало какой-либо структурой, и половые сношения были беспорядочными; 2) полигамия, при которой женщины, формирующие определенную группу, независимо от наличия или отсутствия между ними родства, рассматривались как жены мужчин, также формировавших группу, независимо от наличия или отсутствия между ними родства; 3) стадия клана, при которой племя разделялось по наследственным социальным признакам, а дети считались продолжателями рода своих матерей; 4) стадия филума (gens), отличающаяся от предыдущей стадии только тем, что дети считались продолжателями рода своих отцов; 5) стадия индивидуальной семьи, при которой отдельная семья рассматривается как базовая форма социальной организации, при этом наиболее развитой формой считается моногамная семья. Данная теория обосновывалась с помощью следующего аргумента: исследования различных примитивных племен показали, что они организованы согласно одной из перечисленных форм института брака. В некоторых племенах, возможно, также изучалось временное развитие института брака, и было показано, что этот институт проходил через указанные стадии в указанном порядке. (При этом не было никаких свидетельств существования племени, в котором не регулировались бы половые отношения.) Из этого делается заключение, что институт брака во всех племенах прошел или проходит через сходную последовательность этапов и что форма этого института, которым обладает в данный момент то или иное племя, указывает на уровень развития этого племени.

Данный аргумент может быть выражен диаграммой. Пусть числа 1, 2, 3, 4, 5 представляют пять типов института брака, и пусть буквы А, В, С, D, Е представляют пять племен.

Крестики в соответствующих клетках указывают на то, какой формой института брака племя обладает в настоящее время. Стрелки указывают на остальные формы, которые возможны, но не присутствуют в племени. Делается вывод о том, что эти стадии представляют временные последовательности, такие, что стадия 1 должна предшествовать стадии 2 и что племя С, которое в настоящее время находится в стадии 3, должно уже было пройти через стадии 1 и 2 и т. д.

Что можем мы сказать обо всем этом? Предположим, что читатель однажды днем обстругивает дерево на заднем дворе, а затем собирает стружку и раскладывает ее по мере увеличения в размере. Значит ли это, что порядок расположения стружки по ее размеру указывает на временной порядок, в котором она появилась? Разумеется, нет. Предполагать, что такое указание на временной порядок имеет место, значит спутывать логический и временной порядки. Именно это смешение допускает Спенсер, Морган и другие мыслители, не критически использовавшие компаративный метод. Рассмотренные выше институциональные формы принадлежат различным историческим последовательностям, каждая из которых обладает определенным расположением в истории рассматриваемого племени. Поэтому до тех пор, пока мы не будем заранее знать об истинности эволюционной теории, согласно которой стадии должны следовать одна за другой в заданном порядке, мы не сможем использовать тот факт, что различные общественные формы могут логически располагаться в порядке, требующемся эволюционной теорией и являющемся ее подтверждением. Иными словами, мы не будем обладать никаким релевантным основанием до тех пор, пока не сделаем допущение о том, что последовательность стадий является одной и той же для различных племен. Однако поскольку данное допущение эквивалентно самой теории социальной эволюции, то аргумент оказывается круговым [108] .

В этой связи следует упомянуть еще одну ошибку, которую несложно совершить. При сравнении институтов различных народов неподготовленные наблюдатели зачастую принимают поверхностные сходства за ключевые. В этом смысле социальные феномены, которые едва ли являются сравнимыми, могут быть упорядочены согласно некоторой желаемой модели. Так, часто заявляется, что все люди развивают идеи и обряды относительно жизни и смерти и что в этом отношении все человечество единообразно. Однако формы, которые принимают данные идеи, могут содержать существенные различия. Одна группа может верить в то, что человеческая душа продолжает существовать в физической форме своего обладателя на момент его смерти; другая группа – в то, что душа возродится в этой же семье; третья группа – в то, что души вселяются в тела животных, четвертая – в то, что души продолжают преследовать цели своих обладателей после их смерти и ждут того, чтобы вновь оказаться в этом мире. Есть и более поразительные примеры ошибочных сравнений. Возможно ли сравнивать различные социальные группы на основе их оценки человеческой жизни? Может случиться так, что в одной группе разрешено убить собственного отца, прежде чем он станет немощным, с тем чтобы он смог прожить счастливую жизнь в потустороннем мире; в другой – отец может убить собственного ребенка, чтобы принести жертву собственному народу; в третьей группе убийство врага может считаться почетным; в четвертой – личная вражда может осуждаться, но убийство представителей чужой группы иногда может восхваляться. Мотивы, объясняющие каждое из подобных действий, столь различны, что их прямое сравнение не приводит ни к каким значимым результатам. Идеи и акты, которые, будучи формально сформулированными, кажутся сходными, могут при этом представлять фундаментальные психологические и культурные различия, что не позволяет использовать их как основу для сравнения.

Мы уже рассмотрели действия историка, оценивающего свидетельства тех или иных документов или следов прошлого. Сходная по своей сути процедура осуществляется и в зале суда, когда взвешиваются и оцениваются показания свидетелей, поскольку доказываемый факт относится к прошлому, тогда как показания свидетелей и улики относятся к настоящему.

Закон различает две степени доказательства: когда некоторое суждение устанавливается, просто если вероятность его истинности больше, чем 1/2 (данная процедура называется перевес в доказательствах); и когда требуется степень вероятности, которая настолько мало отличалась бы от достоверности, что каждый, кто бы опирался на это различие, считался бы действующим неразумно (такая процедура называется доказательством, выходящим за пределы разумного сомнения). Первая степень вероятности достаточна в гражданских делах, в уголовных же делах требуется вторая степень вероятности.

Представляемые в суде основания обычно классифицируются 1) как свидетельские показания, или утверждение некоторого человека относительно того, имели ли место рассматриваемые факты, и 2) как косвенные свидетельства, или ссылка на какой-то другой факт, из которого можно вывести факты, исследуемые в судебном заседании. Указанные два вида оснований могут различаться по степени непосредственности или опосредованности того отношения, которое они имеют к рассматриваемому вопросу; иногда основание может быть отброшено как слишком опосредованное, что значит, что его вероятность слишком мала, чтобы на нее можно было опираться. Однако большинство технических правил, используемых в наших судах, ограничивает допустимость основания, даже если оно логически доказательно. Это делается по таким практическим соображениям, как экономия времени или поощрение права на конфиденциальность между сторонами, как это, например, бывает в случае священника и кающегося грешника, врача и больного, мужа и жены.

Правдивость свидетеля оценивается частично на основании подтверждения его показаний с помощью независимых свидетельств, а частично на основе его характера. Если показания свидетеля противоречат его собственным интересам, то это значит, что он, вероятно, говорит правду; если свидетель приводит показания, принятие которых пойдет ему на пользу, то правдивость его показаний вызывает подозрение. Для оценки косвенных свидетельств часто требуется специальное знание соответствующей науки. Так, если в качестве свидетельства приводится пуля и утверждается, что она была выпущена из пистолета обвиняемого, то для анализа данного утверждения требуется экспертное знание баллистики. Вследствие этого свидетельства зачастую являются крайне сложными, и мы способны понять в них лишь форму используемого аргумента.