Поэтому нам следует заключить, что решающие эксперименты являются таковыми в отношении той или иной гипотезы, если имеется относительно стабильный набор предположений, от которых мы не желаем отказываться. Однако в силу уже описанных причин никогда нельзя дать гарантии, что на определенном этапе от некоторых из этих допущений придется отказаться.

Быть может, читатель, заметив, что глава подходит к концу, наконец утратит терпение и спросит: «Вы рассказали мне о том, что означает гипотеза, о ее ключевой роли в исследовании и о требованиях, выдвигаемых к ней. Я благодарен за всю эту информацию. Но почему вы не скажете мне, как отыскать удовлетворительную гипотезу и каким правилам нужно для этого следовать?»

В следующей главе мы рассмотрим несколько правил, по которым такая гипотеза может быть обнаружена. Однако на данном этапе нам следует еще раз испытать терпение читателя и, во-первых, процитировать ответ, данный на этот вопрос классиком, а во-вторых, критически рассмотреть один из советов, которые часто даются для обнаружения нужной гипотезы. Классиком является де Морган. Он писал: «Гипотеза должна начинаться не с правила, а с проницательности, описать которую невозможно именно потому, что те, кто эту проницательность демонстрирует, действуют по законам, осознать которые они сами не в состоянии. Изобретатель гипотезы, если потребовать от него ответ на подобный вопрос, видимо, ответит так же, как в начале века ответил Зера Колбурн (вундеркинд из Вермонта), способный мгновенно осуществлять сложнейшие вычисления. Когда бедного мальчика на протяжении длительного времени донимали подобными вопросами, он не выдержал и крикнул: «Бог вложил это в мою голову, но я не могу вложить это в головы вам!» [64]

Данный совет заключается в том, что нужно отмечать аналогии и сходства между фактами, которые мы пытаемся объяснять, и фактами, которые мы уже знаем. Нам хочется спросить: «Но какие именно аналогии?» Мы всегда можем найти какие-нибудь сходства, хотя не все из них будут значимыми. Все, что мы сказали выше о релевантности, относится и к данному случаю. Тем не менее, вполне истинно то, что если ранее приобретенное знание может быть использовано в новых условиях, то аналогии следует усматривать и использовать.

Однако будет ошибкой считать, что мы всегда в открытом виде замечаем точные аналогии, а затем рационально выводим из них следствия. Обычно мы начинаем с неанализируемого чувства смутного сходства, которое, как обнаруживается позже лишь в результате подробного исследования, содержит эксплицитную аналогию или функцию. Мы не начинаем с усмотрения структурного тождества в сгибе человеческой руки и сгибе трубы, а затем развиваем это описание, называя его «локтем». Точно так же мы не замечаем сначала особый разрез глаз и тонкость губ азиатов, чтобы потом прийти к выводу, что они все похожи друг на друга. Обычно происходит наоборот.

Более того, аналогии не всегда у нас под рукой, когда нам нужно сформулировать удовлетворительную гипотезу. Хотя гипотеза обычно является удовлетворительной, только если она обладает определенными структурными аналогиями с другими хорошо обоснованными теориями, тем не менее, не всегда легко сформулировать гипотезы, отвечающие данным условиям. При изучении поведения газов мы стремимся отыскать теорию, аналогичную тем, которые уже существуют и объясняют поведение материи в движении. Из истории кинетической теории газов известно, что данная задача не является легкой. Аналогия между гипотезой и уже существующими теориями, таким образом, является условием, которое мы налагаем на данную гипотезу, прежде чем с ее помощью можно будет осуществить какое-либо открытие. Делаем же мы это с целью достигнуть систематической простоты всего нашего знания, и когда нам удается сформулировать гипотезу, аналогичную существующим теориям, то это считается достижением и отправной точкой для дальнейшего исследования.

Мы уже обращали внимание читателя на тот факт, что процесс классификации вещей подразумевает формирование гипотез о природе вещей или даже является частью этого формирования. Полезно более подробно исследовать данную тему.

Среди многих философов существует общее чувство о том, что вещи принадлежат «естественным» классам. Иными словами, это чувство о том, что, например, рыбы принадлежат к классу позвоночных в силу общей природы вещей, точно так же как позвоночные, в свою очередь, принадлежат к классу животных. Сторонники данного взгляда иногда считают иные виды классификации «искусственными». Так, разделение животных на тех, которые живут в воздухе, на земле и на суше, считается искусственным. Данное различие подразумевает истину, которая осознана спутанным образом. Строго говоря, последнее из приведенных выше разделений, а также любое разделение животных по какому-то конкретному признаку, даже тому, который выбран случайно, является совершенно естественным. В любой классификации мы выбираем определенный признак, которым на самом деле обладают все члены соответствующего класса, и в этом смысле всякая классификация может считаться естественной. Точно так же любую классификацию можно считать и искусственной в том смысле, что признаки, по которым она проводится, выбираем мы сами. Из-за этой причины происходят бесконечные споры о правильной классификации различных наук. Науки же можно классифицировать по-разному, и каждая отдельная классификация будет диктоваться отдельными целями.

Однако классификация может сильно разниться по своей логической и научной полезности в том смысле, что различные признаки, по которым проводятся классификации, в качестве принципов организации знания отличаются друг от друга по своей эффективности. Таким образом, старая классификация всех живых существ на животных, которые живут на земле, птиц, которые живут в воздухе, и рыб, живущих в воде, не представляет сильного фундамента для систематизации всего того, что мы знаем и можем обнаружить относительно этих существ. Привычки и структура дельфина или кита во многом являются более сходными с привычками и структурой гиппопотама или лошади, чем скумбрии или щуки. То обстоятельство, что дельфины и киты обладают молочными железами и вскармливают свое потомство, тогда как все виды рыб откладывают икру, которая затем оплодотворяется, приобретает фундаментальное значение для понимания всего жизненного цикла. Сходным образом тот факт, что некоторые животные обладают спинным хребтом или, точнее, центральной нервной системой, становится ключевым в усмотрении различных структур и позволяет нам понимать принцип их организации и функционирования. Поэтому одни признаки обладают более высокой логической ценностью, чем другие, в том, что они позволяют нам достигнуть систематичности в знании или науке.

Следовательно, утверждение, что задача науки заключается в том, чтобы сначала собрать факты, а затем классифицировать их, не представляет адекватной картины реальной ситуации. В определенном смысле классификация нужна для того, чтобы решить, какие факты отбирать, однако это далеко не все. Самой важной задачей является выбрать в объектах именно тот признак, который окажется ключевым для понимания их природы.

Очевидно, что не существует никаких априорных правил, по которым можно было бы отыскать такой ключевой признак. Чаще всего для этого требуется гений. Однако справедливо и то, что человек, обладающий большими знаниями в данной области, гораздо скорее отбросит нерелевантные или незначительные признаки, чем профан.