Шрифт:
Я вытянул лодку на песок. Вытащил весла из уключин, бросил их в лодку.
— Ты соскучился? — спросила она.
В шалаше было тепло и сухо. Пахло сеном.
— Какой тяжелый, — сказала она. — Подожди, я сниму платье, помнешь.
Остров был высокий и травянистый. Он порос березняком и тонкими елями. С бугра были видны сизые дымы над крышами поселка за осиновой рощей. Поселок протянулся вдоль ручья, в ложбине, между холмами и шоссе. К северо-западу, в сторону финской границы, проносились стаи машин: иномарки, автобусы с туристами. Навстречу тянулись грузовики. Запоздалые дачники, погрузив скарб на колеса, возвращались в город. Питер за черными холмами, за озерами казался забытым и чужим. Он угадывался в сизой дымке. Но ветер гнал прочь туманы, солнце золотило леса, по темно-зеленым склонам бежали желтые пятна. И мрачная громада отступала к невидимым отсюда своим границам.
Я пропускал через себя солнечные последние дни сентября. Меня не оставляла сладостная тоска по уже прожитым неделям и жажда нового счастья, которое дарил каждый день.
Ощущения были похожи одно на другое, и каждое приносило усталость. Но они не были одинаковы. Они просто не могли быть однолики. Я захлебывался от разнообразия. Оттенки волновали меня, и грусть по неповторимому.
Осень установилась мягкая, и перелетные птицы не торопились на юг. Мы бродили по острову вдвоем и увидели кукушку.
— Это какая птица?
— Кукушка.
— Кукушка? Странно, правда?
— Отчего же странно?
— Серенькая птичка, незаметная. И вдруг кукушка: сколько «ку-ку» прокричит, столько и жить осталось. А сама невзрачная. Казалось бы, куда ей… Это мне цветок?
— Тебе.
— Интересный цветок, где ты его взял?
— Сорвал.
Мы исходили остров вдоль и поперек и вернулись к лодке. Маша поднесла цветок к лицу и стала отрывать лепестки и бросать в воду.
— Зачем оборвала лепестки?
— Чтобы рассмотреть строение. Интересный цветок.
В сумерках мы развели костер. Полная темнота надвинулась из-за деревьев. Ветер раскачивал голые ветви над головой. Стволы берез белели в отдалении. Кружились тени. Озеро дышало тяжело и пенилось на середине. Но у берега вода стояла тихая, тяжелая, густая. Опавшие листья и отсветы костра колыхались на спокойной воде.
— Так хочется остаться с тобой в лесу и пожить хоть сколько.
— Давай я утоплю лодку.
— Это слишком. Нельзя быть таким добрым. Добрые люди отдают все, что у них есть. И ты отдашь, и ничего не останется.
— А ты?
— Ты и меня отдашь.
Сделалось совсем темно. Ветер на середине озера прохватывал насквозь. Брызги летели в лицо. Я греб сосредоточенно и упорно. В ее глазах плясали огоньки домов на берегу.
Неужели можно забыть то, что никогда уже не повторится. И никогда не будет так плохо и так хорошо в одном и том же, — думал я. — В одном и том же… Глупое слово никогда.
— Ты меня не разлюбишь? — вдруг спросила она, словно бы почувствовала.
— Ты говорящий цветок. С глазами.
— Ведь больше не будет так хорошо. По-другому будет, а так никогда… Мне грустно. Я никогда еще тебя так не любила.
— Хочешь, утром принесу цветы?
— Лучше листья с острова. Их можно потрогать пальцами, а цветы завянут.
— Я принесу и цветы, и листья.
— Нельзя быть таким добрым. Ты совсем не думаешь о других. Почему молчишь?.. Поцелуй?
— Лодку перевернешь!
— Какой теплый, давай вместе грести.
— Ничего не получится.
— Ну и пусть. Только не прогоняй.
Мы простились у калитки. Никто не мешал. Маша спрятала лицо в стареньком свитере на плече и замерла. Я чувствовал телом ее сонное тепло. Потом на веранде зажегся свет, и она ушла по светлой дорожке между зелеными еще кустами смородины.
В темноте я бродил по спящему поселку, едва различая тропинки под ногами. И незаметно, сделав круг, вернулся к дому. Как магнитом, тянуло меня под ее окно. У забора стоял младший брат. Мы узнали друг друга даже не разглядев, скорее догадались.
— Ты обижаешься? — спросил братишка, в одиннадцать лет он был склонен все принимать на свой счет.
— Брось.
— А чего ты психуешь?
Я не отвечал, — взял его за локоть. Вместе мы подошли к озеру. В проулке между домами послышались голоса. Кто-то крутил ручку настройки: треск, свист, гул эфира, невнятные финские слова, кларнет. Хлопнула дверца автомобиля. В темноте вспыхнули красные лампы и погасли. Приемник работал в машине.
Мы прошли мимо и спустились к мосту в том месте, где ручей впадает в озеро. У плотины громко сочилась вода. Скрипели лодки, причаленные к деревянному настилу. Поверхность озера отсвечивала матовым блеском.