Хлопнув за собой дверью, граф не торопясь спустился по лестнице и вышел на улицу. Требовательно взмахнул рукой, подзывая свою карету. Зацокали копытами застоявшиеся лошади, и тяжелый экипаж медленно подъехал к крыльцу. Забежавший сбоку лакей услужливо распахнул дверцу и откинул подножку. Пассажир грузно взобрался в карету и опустился на сиденье. Уже темнело, и тусклый свет фонарей на крыльце лишь слегка озарял окрестности, оставляя их большую часть в полумраке.

— Домой, Прошка!

Наверху, на козлах, прицокнул языком кучер, чуть слышно хлопнули вожжи, и карета тронулась. Хозяин утомленно откинулся на спинку сиденья. День был тяжкий, нервов потрачено изрядно, до дома можно и вздремнуть. Чуть заметный толчок — негромко хлопнула дверца. Граф приподнялся на сиденье, но в этот момент что-то твердое уткнулось ему в грудь.

— Не надо шуметь, ваше сиятельство, — прошептала темнота. — Только шевельните кончиком пальца, и через дырку у вас в груди можно будет пропихнуть пасхальную свечу. Насквозь.

— Что вам угодно? Кто вы такой?

— Не ваше дело… Лучше о своей судьбе побеспокойтесь.

— Но что вам надо? Вы ворвались ко мне в карету, как разбойник! Вам нужен мой кошелек? Держите!

— Себе оставьте. Кто-то же будет обмывать ваше тело — вот и заработает заодно. Хоть шерсти клок…

— Но что я сделал? Я как-то обидел вас?

— Не меня, Петр Иванович, — усмехнулся невидимый в темноте собеседник. — Ваше преступление гораздо серьезнее: вы предали свою страну.

— Постойте… Так это вы… Все эти случаи последних месяцев — это вы?!

— О чем вы говорите, любезнейший?

— Но как же? Слишком много случайных оказий приключилось со многими моими знакомыми в последнее время, чтобы это можно было списать на естественные превратности жизни. Но ведь я не совершил ничего предосудительного, никого не убил и не ограбил!

— А предать свою страну в руки жителей проклятого острова — это вы уже не считаете преступлением?

— Мы всего лишь хотели более тесной дружбы… Не будете же вы отрицать, что островитяне значительно дальше нас продвинулись во многом?

— И даже слишком во многом! Не худо бы и укоротить кое-кому ноги. А заодно и слишком загребущие руки. Как вы понимаете, любезнейший Петр Иванович, вы и живы-то до сих пор только потому, что нам необходимо доподлинно знать, о чем именно и с кем конкретно вы сейчас беседовали в графских покоях.

— Я порвал с ними! Хлопнул дверью и ушел! Да, собственно говоря, и прибыл-то туда только затем, чтобы высказать им в лицо свое несогласие с их идеями и теми способами, коими они пытаются воплотить их в жизнь!

— Высказали?

— Я человек чести!

— Ой ли? Смотрите, ваше сиятельство, ваши слова нетрудно и проверить…

— Как вам будет угодно. Скажу больше: сегодня ждут курьера. Он должен прибыть с минуты на минуту. Сей курьер привезет очередное послание графу Свидерскому. Убедитесь: я не солгал!

Что-то тихо щелкнуло в темноте, и твердый предмет перестал давить графу в грудь.

— Ну, что ж, можете считать, что вам повезло. Запомните эту дату: отныне это ваш второй день рождения. Можете считать, что вы появились на свет Божий вторично. И помните — вы на виду, вас видно! Многим, ваше сиятельство, очень многим.

Чуть слышно хлопнула дверь, и небольшая гибкая фигурка, ловко выскользнув из кареты, затерялась в сумерках.

Тем временем в кабинете, откуда только что вышел граф, завязался горячий спор. Пример Петра Ивановича самым негативным образом подействовал на остальных. Сразу несколько человек начали высказывать аналогичные мысли, и Свидерскому стоило больших трудов хоть как-то удержать в руках бразды правления.

— Господа! Господа! Давайте не будем столь непоследовательны и невыдержанны! В конечном итоге, мы именно сегодня ждем очередного послания от наших друзей, в котором, я уверен, самым исчерпывающим образом будут разрешены все наши сомнения. Не забывайте, что Британия не менее нас заинтересована в тесной дружбе с Российской империей. В конечном итоге, что мы теряем? Один день — всего один день, господа! — и я совершенно уверен в том, что уже завтра вы совсем другими глазами посмотрите на происходящие события!

Словно подтверждая слова графа, где-то вдали хлопнула дверь.

— Ну, вот! Я же вам говорил! Эй, кто там? Проводите посланца!

За дверью послышался какой-то неясный шум. Что-то стукнуло, проскреблось по стене и тяжело упало на пол. Подскочив к ней, граф нетерпеливо рванул на себя ручку.

— Ну, какого там…

Чпок!

Свидерский взмахнул руками, лицо его исказилось, и он повернулся было, собираясь броситься наутек.

Чпок!

Тело его обмякло, и, цепляясь руками за занавес, граф медленно сполз на пол.