– Пожалуйста, не надо!
– взмолилась Мериам, подняв на него полные слёз глаза.
– Я извинюсь перед профессором Шардашем. И... И я ведь только хотела, а не сделала. Преступное намерение, а не преступление!

Директор мысленно улыбнулся, обрадовавшись находчивости адептки, но внешне оставался невозмутимым. Открыв личное дело Мериам, он уставился на двенадцать штрафных баллов - подписать или не подписать графу об отчислении? В конце концов, из прямых улик - только слова Шардаша и косвенное признание адептки Ики. Однако намерение нанести вред преподавателю тоже карается - пятью баллами. Более чем достаточно.

Мериам продолжала всхлипывать. Она предлагала вымыть всю Школу, почистить всю картошку на кухне, простоять целый день на горохе, лишь бы только остаться учиться. Директор медлил, и это дарило надежду на помилование. Селениум Крегс часто ограничивался выговором там, где другой бы поставил штрафные баллы.

В волнении адептка ослабила ворот платья и случайно нащупала край носового платка. Воспоминание резануло разум. Травинка, оброненная Шардашем! Какая же Мериам дура - носит на груди спасение и не помнит о нём!

– Господин директор, я...я должна вам кое-что сказать. И показать, - заикаясь пробормотала адептка, извлекла платок и положила на стол: - Вот.

Селениум Крегс в недоумении уставился на Мериам, затем на травинку, поднёс её к глазам, чтобы рассмотреть, и нахмурился:

– Откуда это у вас?

– Это не моё. Я нашла её в классе прошлой ночью, когда... когда шла... Словом, совершила проступок. Там были двое, один - профессор Шардаш. Он, кажется, принёс кому-то эту траву. Я ведь не ошиблась, это тавиока?

– Адептка Ики, вы осознаёте, что говорите?!
– побагровел директор. В волнении он даже привстал с кресла.
– Вы обвиняете преподавателя в нарушении закона!

Испуганная Мериам поспешила взять свои слова обратно, промямлив, что всего лишь слышала голос профессора в том классе, а как туда попала тавиока, не знает. Селениум Крегс что-то говорил, а она не слышала, временно оглохнув от страха и волнения. Померещилась сырая камера и скалящийся палач. Может, лучше отчисление?

– Идите!
– наконец приказал директор.
– И не распространяйте нигде эти выдумки!

Ему пришлось повторить несколько раз для того, чтобы Мериам услышала. Зато, услышав, она быстрее потока магических частиц вылетела из кабинета, заперлась в комнате и согласилась выйти только тогда, когда госпожа Нора трижды заверила через дверь, что документы на отчисление Крегс не подписал, а добавленные штрафные баллы уничтожил.

Тревеус Шардаш задумчиво смотрел на корешки книг. Прежняя его устраивала - нерадивые студенты тоже могут сослужить добрую службу. Однако в связи с недавними событиями приходилось всё менять.

Выбор профессора пал на тоненькую методическую брошюру. Взяв карандаш, он открыл книжонку на первой странице и углубился в исследование. Удовлетворившись результатом, Шардаш засунул брошюру в карман и подумал о том, что неплохо бы провести ревизию рабочего стола: слишком много хлама скопилось. Часть его профессор намеревался уничтожить, часть использовать для собственных нужд, часть раздать. Заодно и проверит, все ли штрафные баллы начислены верно.

– Вот вы где, Тревеус! А я вас повсюду ищу.

Селениум Крегс затворил дверь преподавательской библиотеки и скользнул взглядом по столам. В уголке приютилась молоденькая учительница риторики: хорошо поставленный голос не последнее дело для мага. Её присутствие внесло коррективы в разговор: директор планировал застать Шардаша одного. Но отступать Крегс не собирался.

– К вашим услугам, - откликнулся профессор.
– Вероятно, речь о списке на отчисление. Знаю, фамилий много, но успеваемость не ахти. Увы, это главная проблема Школы.

– У вас, полагаю, такого не было, - закинул удочку в прошлое директор.

– Не было, - подтвердил Шардаш.
– Дисциплина - бог учения. Слабые духом магами не становятся.

Крегс подумал, что такой принцип обучения приличествует ордену, а не обычному гражданскому заведению, но промолчал. В конце концов, к делу это не относится.

– У меня к вам деликатный разговор, - покусывая губы, начал директор, косясь на учительницу риторики. Может, попросить её выйти?
– Он касается адептки Ики.