Шрифт:
Произведение имело один, общий ко всему тексту эпиграф:
Ужасных дум
Безмолвно полон, он скитался...
Его трезал какой-то сон...
А. Пушкин
в печатном тексте присвоенный третьей главе. Начало четвертой главки (которой в предыдущей версии не было вообще) здесь отличалось от печатного, июльского варианта:
Сады воздушные тумана в бездвижьи солнечных часов, журчанье райское фонтана в фонтанах огненных – цветов, и эти белые кумиры в тени негреческих дерев, всеченный в камень рокот лиры, военных труб воздушный рев, листва классического рая – растущий шорох – пряжа Парк, все, все мне здесь напоминает безбрежный царскосельский парк.В этой же главке данной версии между строками «и утешает тишина» и «И, обрывая отдых сонный» находился другой вычеркнутый из публикации кусок:
И мне приходят мысли эти –: – зачем испытываешь рок – всегда в многообразном свете найдется грустный уголок, волнующий воспоминанья о детстве солнечном твоем. А зрелость все равно – скитанья – бездомный мир, внемирный дом... Так я, бродяга неизвестный, дремлю – мечтаю на скамье. Воображенья мир безвесный растет волнующе во мне. И только гром аэропланов, на мир свергаемй с небес, напоминает ураганов – столетий непосильный вес – и возникает век бетонный, железной бурею дыша.Значительный интерес представляет вариант поэмы «Варшава», включенный Гомолицким в составленный в 1940 г. свод его стихотворных произведений «Цветник. Цветник / притчи / поэмы. 1924-1939». Не желая отказываться от этого важного для себя сочинения, Гомолицкий подверг его значительным переделкам, вызванным обстоятельствами времени. Переделки эти, свидетельствуя о пристальной внутренней «цензуре», способной оградить автора от возможных политических обвинений оккупационных властей, заставляют, однако, прийти к выводу, что работа над сборником вовсе не сводилась к «писанию в стол». Напротив, переделки эти, не имея чисто художественного характера, имели смысл лишь в том случае, если поэт допускал публикацию и «Варшавы», и, по-видимому, каких-то других частей «Цветника» даже в условиях войны с ее непредсказуемой длительностью и исходом. Текст поэмы был сокращен снова до четырех главок – совершенно удалены были первая и третья, из нее перенесен был лишь на новую вторую (бывшую четвертую) эпиграф из «Медного всадника». Из бывшей второй главы, предваряемой эпиграфом из Мицкевича и ныне открывавшей поэму, сохранены были и памятник Понятовскому, и ироничный Пилсудский, но исчезли те детали городского пейзажа, которые могли дать повод нежелательным аллюзиям (кровь на тротуаре, «новый Август», «имперским жестом римский меч»). В третьей (бывшей 5-й) остались главные ее темы – спор двух дедов и отождествление автора с Евгением «Медного Всадника», а последняя (бывшая 6-я) уцелела практически без изменений.
«Варшава» была включена Гомолицким и в подготовлявшийся им в конце жизни сборник своих избранных стихотворных произведений на русском языке. Записал он текст ее прозаическими строками и латиницей в польской транскрипции. При этом опирался он на журнальный, а не книжный текст 1934 г. и сопроводил его новыми комментариями. Был сохранен «метрический» эпиграф и заменен словесный к первой:
Кладбище называлось Воля.
А.Блок
К ним и к строке «на камни дедовых могил» в первой главке были присоединены три примечания:
*Ритмическая схема двух первых стихов поэм А.Пушкина Евгений Онегин и А.Белого Первое свидание.
** Возмездие III 144.
*** Героем этого лирического рассказа был мнимый сын Александра Блока, а все произведение – продолжение тематической линии блоковской поэмы «Возмездие». Сын Блока, если бы действително существовал, был бы сверстником автора «Варшавы», пережив его житейские тяготы.
В конце ее Гомолицкий снял катрен, не созвучный с положением, в котором он находился в Польской Народной Республике:
Чужой – униженный изгнанник – ни господин – ни раб в цепях – я был всего случайный странник на этих дедовых камнях.Во второй главке одно примечание относилось к эпиграфу, а второе – к памятнику Понятовскому:
*«Дзяды», ч. III, «Петербург», стихи 11-12.
**Памятник Юзефу Понятовскому в Варшаве перед Второй мировой войной стоял на площади Саксонской, теперь Победы.
В третьей примечанием была ссылка на источник к эпиграфу из «Медного Всадника». В пятой – одно было ссылкой на «Возмездие», второе относилось к словам: «Я – пушкинский Евгений»:
*Возмездие. III 32-33.
** Евгений – герой поэмы Пушкина «Медный всадник», персонаж, символизирующий маленького человека, очутившегося в шестеренках громадных исторических перемен.
Примечания к последней главе направляли первое – к эпиграфу, а второе – к словам «Ужо тебе!»:
*Медный Всадник, II, 214, 216.
**С этими словами Евгений в поэме Пушкина грозит памятнику Петра Великого, который в гневе оживает и, скача на медном коне, преследует безумца.
Цветник. Дом. Печ. по изд.: Л. Гомолицкий. Цветник. Дом (<Таллинн:> Новь, 1936). Отпечатано в тысяча девятьсот тридцать шестом году в Таллине в количестве ста экземпляров. J.& A. Paalmann'i tr"ukk, Tallinn, V.Karja 12. 1936.a.
203. Польский перевод – Lew Gomolickij, «Przedpiorunowe elektryczne trawy». Przelozyl Juljan Tuwim, Skamander. Miesiecznik poetycki. Rok 10, zeszyt 75 (1936, pa'zdziernik), str. 446; Lew Gomolickij, «Przednawalniczne, elektryczne trawy...», Z rosyjskiego spolszczyl J'ozef Czechowicz, Kamena. Miesiecznik literacki. Rok V (1937/38), nr. 7 (1938, marzec), str. 141; этот перевод был включен в статью: J'ozef Czechowicz, «Muza wygna'nc'ow», Pion. Tygodnik literacko-spoleczny (Warszawa), Rok VII, nr. 3 (276), 22 stycznia 1939 roku, str. 4 и перепечатан в кн.: J'ozef Czechowicz. Poezje zebrane. Zebral i opracowal Aleksander Madyda (Toru'n: Algo, 1997), str. 532.