Шрифт:
111
22
Как рукопись, попавшая в огонь – истлела медленно – остался пепел только... Скажи, душа – ретивый верный конь, слез на земле о мне печальном сколько? Омыли тело теплою водой (не все равно, как тлеть в подземной влаге!); в болезни высохло, как старый лист весной, как лист зажегкшей в сырости бумаги. Свечу зажгли, толста, желта свеча, псалмы читают мудрого Давида (но нету слуха больше у меня)... и залубилась к сводам па- нихида.112
23
Кто говорил во сне больному сердцу? Там струи дождь струнами натянул. Мне бледный постник, как единоверцу, чудесной песней к слуху доплеснул. Я видел: он прозрачными перстами чуть трогал струны арфы дождевой. Я никогда еще между людями не слышал песни сладостной такой. Потом, припавши бледным лбом к постели, внимательно в лицо мое смотрел, пока кусты в окне зашелестели. Он мне сказать о чем-то не успел.113
24
«Ты грядущие ночи и дни – не поймешь, как тебе ни пророчь. «Но взгляни в свое сердце, взгляни, в эту тихую-тихую ночь. «Не в себе ли опять ты найдешь тайный свет, что лу- чистее дня, и, как полная, спелая рожь, заколышится нива твоя? «И скажи, не настанет ли час: светом внутрен- ним глаз ослеплен, не найдет запрещенного глаз, не поймет мимолетного он?»СВЕТ
114
1
Язык молчит и рот немой закрыт – благода- рит мой дух склоненным взором. Дней вереница около шумит, спешит за ней – ночей в движеньи скором. Как жемчуг всех окрасок и тонов, просыпаны в ночах моих усталых – от голубых пространств и облаков до пастбищ ласковых и взоров этих малых. От четкости созвездий и луны и до стреми- тельно несущихся потоков, когда с небес, с небес шумят они и наполняют чрево звучных стоков.115
2
Пресветлый день настал, настал и плещет, и плещет воды света через край. Свет непонятный, свет нездешний блещет, и залит им земной – небесный край. Нет шума листьев, рыка нет волчицы, си- ницы крика, говора людей; нет: это свищут не- земные птицы среди дрожащих точащих лучей. Нет грани неба с черною землею, нет красок неба, леса и полей –: все залито сияньем предо мною, дрожащим вихрем пляшущих лучей. Пространство-царь упал в крови безглавой, скатился в мрак безвестный и пустой. Я – вездесущ: миры, лучи и травы – мой от- блеск только, только отзвук мой.116
3
Ты, тело гибкое, ты, тело молодое, упру- гое, несущее загар! Рука с рукой сойди в поля со Мною, пока росы в полях клубится пар. Я научу тебя глядеть на солнце, на нивы спелые в прозрачных гранях дня. Твои глаза, два светлые оконца, Я претворю в потоки из огня. Чужие взгляды медленно встречая, ты будешь светом тех огней дарить. Мы ляжем там, у ласкового гая о сокровен- ном самом говорить. Я положу тебя на мох зеленый, в листве зеле- ной, в пятнах светлых дня. Ты видишь реки, видишь в дымке склоны и лоно неба, полное огня? В них растворяйся, как туман плывущий, сливайся в реки змейкой быстрой вод, от дольних сел и гомонливой кущи взвивай- ся дымкой редкой на восход. И буду Я везде-везде с тобою, моих объятий ты не избежишь ни под землей, ни в небе – над зем- лею, ни на земле, где нынче властна тишь.117
4
О положи Мне голову в колена! Уста спокойные Я нынче утром рад к твоим приблизить – горьким, как измена, к твоим прибли- зить – красным, как гранат. В тебя вложу Я в долгом поцелуе, хочу вдох- нуть тот странный, страшный свет, точивший Мне серебряные струи там, где лучей земных бес- цветных нет. Пусть сердце, вздрогнув, точно конь горячий, в твоей груди воспрянет, захрапит, и ты, бессильный, ты, всегда незрячий, про- зрев, упрешься мышцами в гранит. Ты будешь есть от светлого посева, ты будешь пить пчелы небесный мед. О положи Мне голову в колена, подставь губам всегда алкавший рот.