дения, возникает новая жизнь. У человека появляетО

ся возможность, осмыслив свои страдания и сделав

из них соответствующие выводы, прожить новую,

более осознанную жизнь.

Осознание Перевала начинается в тот момент,

когда человек бывает серьезно потрясен воздействиО

ем своего бессознательного. Мне встречалось много

людей, на подходе к Перевалу столкнувшихся с тяО

желой, иногда смертельной болезнью или со смертью

супруга. К моменту нашей встречи, в свои пятьдесят

или шестьдесят лет, они все еще оставались во влаО

сти бессознательного, подавленные комплексами

или коллективными ценностями, так что вопросы

перехода через Перевал в середине пути их совсем не

волновали. (В следующей главе я приведу конкретО

ные примеры.)

Перевал в середине пути скорее можно назвать

психологическим переживанием, чем хронологичеО

ским событием. В греческом языке существуют два

слова, которые обозначают время: « chronos» и « kairos», но они существенно отличаются по своему значению.

Chronos — это равномерное, поступательное движение

времени; kairos — время, раскрывающееся в своем глуО

бинном измерении. Таким образом, 1776 год для амеО

риканцев означает существенно больше, чем обычный

календарный год; это — трансцендентное событие, определившее каждый последующий год в современО

* Letters and Papers from Prison, p. 210.

32

Глава 2

ной истории США. Перевал наступает, когда человек

вынужден увидеть в своей жизни нечто большее, чем

просто хронологическую последовательность лет. Чем

более бессознательным остается человек — что очень

легко в нашей культуре,— тем с большей вероятноО

стью он будет рассматривать жизнь лишь как посО

ледовательность событий с неизвестным концом,

значение которого прояснится с течением времени.

Когда человека потрясает его бессознательное, тогО

да ось вертикальной размерности, kairos, пересекает

горизонтальную плоскость его жизни. И тогда у него

появляется перспектива погружения в глубину: «Кто

я всеОтаки такой и куда меня влечет?»

Переход через Перевал происходит, когда челоО

веку приходится заново задавать вопросы, которые

однажды уже появлялись в его детском сознании, но со временем стерлись из памяти. Этот переход

начинается тогда, когда ему уже не удается избежать

проблем, которые ранее получалось обходить стороО

ной. К нему неумолимо возвращается вопрос о его

идентичности, и он уже не может уклониться от его

решения. Повторяю: переход через Перевал в сереО

дине пути начинается с вопроса: «Кто я такой, если

вычесть мою индивидуальную историю и те роли,

которые мне приходилось исполнять?»

Наше прошлое постоянно присутствует в нашей

психике, оно динамично и автономно: оно сформиО

ровало нас и продолжает оказывать свое воздейсО

твие. Так как мы были созданы для исполнения соО

циальных ролей, например, роли супруга, родителя

или добытчика в семье,— мы проецируем свою иденО

тичность на эти роли. Джеймс Аджи начал свою авО

тобиографическую повесть так: «Сейчас вы узнаете

о летних вечерах в Кноксвилле, штат Теннеси, о том

времени, когда я там жил и вполне успешно выдавал

себя за ребенка»*. Все великие вопросы появились

* A Death in the Family, p. 11.

На подступах к Перевалу

33

еще тогда, когда мы были детьми и по ночам, лежа

в своей кроватке, молча наблюдали за взрослыми, не

спуская с них глаз, замирая от страха и наслаждения.

Но бремя образования, вживание в роль родителя

и постепенное окультуривание со временем вытесниО

ли детский трепет и заменили его социальными ожиО

даниями и культурными нормами. Аджи завершает

свое предисловие, вспоминая о том, как взрослые

брали его из кроватки «как самое близкое и любимое

в доме существо: но они никогда, ни за что, ни сейО