— Ну, ты звезда! — Это было лестно. — А мне сказали: тебя уволили.

— Да я сама ушла! — Чуб норовисто тряхнула белой гривой.

— Ага, я видел, — рассмеялся он. — Помчалась со сцены так, что все охренели. А я думал, мы пообщаемся — специально ради тебя пришел. Чего ты тогда так подорвалась?

— Знаешь, тут такая жара… — Даша с царственным видом умостилась на сиденье «солнечной колесницы» (уже поджидающей вечерних клиентов грубой двухколесной телеги) и великоразумно повернулась к продуктивному кавалеру правым профилем. — Ты поверишь, если я скажу, что стала ведьмой?

— Ты? — Он вобрал ее взглядом, столь ощутимым, что Даше почудилось: рыжий на секунду втянул ее в себя, а затем осторожно поставил на место. — Легко!

— Нет, я серьезно… — протянула она. — Ты вообще знаешь, что в Киеве делается?

— Конечно, знаю, — стал серьезным он. — Сегодня в пять утра на Оболони дом рухнул. Хорошо еще, что люди не пострадали. Он, к счастью, не жилой был, там супермаркет открывать собирались. А ночью Владимирский сгорел…

— Владимирский? Это где?

— На бульваре Шевченко. Знаешь, большой такой и купола синие в звездах.

— В звездах? — округлила глаза Даша. — Сгорел! Этой ночью? Как? — И внезапно расстроилась: а как могло быть иначе, если Катя, отвечавшая за третий огонь, валялась в это время в тупом и беспомощном обмороке?

— Да не сильно, — утешил ее парень. — Росписи, вроде, не пострадали. И пожар странный какой-то. Снаружи все так полыхало, час потушить не могли! Огонь изо всех окон — в новостях показывали. А потом оказалось, внутри все цело: только свечи расплавились, ковровая дорожка сгорела, занавески там всякие на иконах. Но если они сгорели, должны были и иконы сгореть. А те целы! И росписи тоже. Даже не закоптились. Говорят, Божье чудо. Кстати, — улыбнулся он, — Владимирский вообще везучий. Знаешь, что его в войну наши же бойцы заминировали? Собирались взорвать, как и Успенскую, чтобы врагам не достался. А разминировали немцы. Такой финт.

— И слава богу! — эмоционально выдохнула Даша, тут же избавившись от нежданно нахлынувшей непривычной и нелогичной вины. (Конечно, собор стоял в двух шагах от музея, но, с другой стороны, откуда им было знать? И к слову, о музее…) — А то, что две ночи подряд сатанисты приносят жертвы в церквях, ты знаешь? — ненавязчиво подсунула ему ловушку она.

— В курсе, — кивнул рыжий. — Вначале там трубы прорвало, а потом я сам нашел под землей их капище.

— А что ты там делал? — деланно удивилась Землепотрясная.

— Я тогда там работал, аварию чинил, — усмехнулся он.

— Только не говори мне, что ты слесарь-водопроводчик! — игриво пропела Даша, глядя на него, как на сладкий пряник, выставленный в центре праздничной витрины.

— А что, если слесарь, то уже и не подойду? — поддел ее пряничный кавалер.

— Это мне без разницы. Я — не такая! — с достоинством объявила она. — Только с каких это пор сантехники занимаются организацией выставок?

— Откуда ты знаешь?

— Я все про тебя знаю! — загадочно изрекла Чуб.

— А, по телевизору видела! — догадался рыжий. — Ладно, скажу… — Кавалер сделал презрительную козью морду. — Отец мой, (морда явно адресовалась ему), — считай, второй мэр Города. Типа, теневой.

— У Омельченко, что ли, работает? Серым кардиналом?

— Ну, вроде того, — заново сморщил независимый нос «кардинальский» сын. — Он и меня чиновничать определил. Выставки, мероприятия всякие… Видела бы ты меня в галстуке!

— Ну и? — поторопила развязку Даша.

— Ну а я с ним посрался и в пику ему пошел в аварийщики!

— Это по-нашему! — обрадовалась Землепотрясная. — Я ведь тоже с матерью поцапалась. Три месяца тут в гримерке прожила и домой ни ногой!

— А я, видишь, не такой цельный, — с сожалением выговорил парень. — Меня только на сутки и хватило. Нет, не из-за работы… Я не папенькин сынок и не мазурю на паркете. Просто не люблю начатые дела валить. А если бы я не вернулся, выставка б эта тазом накрылась.

«Вот все и объяснилось! Такой парень — космос! — ошалела от восторга Чуб. — А если? — Она осторожно нащупала в кармане заветный узелок. — Чтобы наверняка!»

— Слышь, а тебя, случайно, не Сашей зовут? — промурчала Даша.

— Почему Саша? — осклабился он. — Ты только по Сашам, что ли? Ну, тогда прости, я — Ян.

«Бля! Зачем я оставила Мусе кока-колу?!»

— Ладно, пошел я, — заявил он внезапно.

Сердце будто перетянули резиновым жгутом — к такому повороту Даша была абсолютно не готова.

Она уже собралась прожить с ним остаток жизни.

Или хотя бы сегодняшнего дня…

Ян пружинисто поднялся на ноги и отряхнул песок со своих светлых брюк.