Но он, конечно, ответил. И ответил вот что:

– Мне не хотелось говорить об этом. Конечно, я сознаю, что поступил… что поступил не так, как следовало бы. Поступил дурно.

– Что вы имеете в виду, Володя? – В моем голосе проскользнули тревожные нотки.

– Все дело в том, что этот самый Фокеев, Гриша Фокеев – не только бывший начальник охраны «Торо-банка», но и нынешний…

– Нынешний – что?

– Нынешний мой родственник. Кровные родственники, к сожалению, не бывают бывшими. Фокеев – мой двоюродный брат. Моя мать и его отец – родные сестра и брат. У мамы девичья фамилия – Фокеева.

– Та-а-ак, – протянул Родион. – Дальше?

– А дальше… дальше особо нечего. Не хотелось говорить такое о близком по крови человеке, я колебался, не хотел верить, но теперь… теперь, после всего происшедшего…

– Вы что, слышали, о чем мы тут говорили в моем кабинете? – перебил его Родион. – О том, что произошло в квартире Екатерины Измайловны Адамовой и о самоубийстве Лили, ее внучки?

– И о том, что в ее записной книжке нашли телефон Фокеева. И что именно ему она звонила в самый последний раз. Я подслушал, – признался Каллиник. – Откровенно говоря, я пытался заснуть, но не смог. Не спится, знаете ли. У меня все время… все время какое-то предчувствие, что убийцы – или убийца – ходят рядом. Где-то тут, близко, вокруг вашего офиса. Сужающимися кругами.

– Значит, вы подозреваете вашего двоюродного брата Фокеева в том, что он является заказчиком всех этих преступлений? – произнесла я.

Каллиник опустил голову. Вжал ее в широкие плечи, переплел пальцы рук, молчал. Потом сделал какое-то неопределенное движение левой рукой и произнес:

– Мне не хотелось так думать. И сейчас не хочется. В свое время все мы – и я, и Боря Рейн, и Семин – были в хороших, дружеских отношениях с Григорием. Он тоже учился с нами на факультете, но его быстро выгнали… а потом он занялся фарцой, грянула перестройка, ну и…

– Дальше понятно, – сказал Родион. – Обычный путь от фарцовщика к беспредельщику, потом трансформация в цивилизованного бандита, затем в «нового русского» – и на легальные рельсы культурного и вполне открытого бизнеса. Значит, вы смутно предполагали, что у Фокеева есть мотивы убрать Рейна и Семина?

– Да. Возможно.

– Но какие? Попробуйте изложить конкретнее, Владимир Андреевич.

– Я не знаю… но у меня были подозрения, что, несмотря на то что Рейн уволил Григория, у них остались какие-то общие дела. И отнюдь не такие легальные, как банковский бизнес Бориса и охранная деятельность Фокеева.

– Какие же?

– А какие сейчас могут быть дела с банковскими структурами? Отмывание грязных денег, конечно. А Семин… откровенно говоря, Виктор тоже мог быть к этому причастен. Он никогда особо не ладил с законом.

– Да, я уже знаю. А вот вы мне этого сразу не сказали. Конечно, я могу вас понять, но тем не менее вы же не девица в страстной четверг на первой исповеди, – довольно сурово проговорил Родион. – То есть вы подозреваете, что ваши друзья Рейн и Семин и ваш родственник Фокеев не поделили какой-то жирный кус грязных денег, и произошло то, что произошло: Факир нанял этого экзотичного киллера, предрасположенного к живописи, и натравил сначала на них, а потом и на вас. Из чего следует – заметьте, я использую вашу же логику! – что вы тоже каким-то образом причастны к упомянутым вами же предположительным махинациям с отмыванием этих самых грязных денег.

– Ну, знаете! – резко проговорил Каллиник. – Это уже слишком! Я никого и ни в чем не обвиняю. Я просто подозреваю, что Фокеев мог быть причастен к убийствам моих друзей и покушению на меня! Я только предполагаю и считаю, что для этого есть некоторые основания. Если хотите, я даю вам еще одну рабочую версию, – добавил он, несколько сбавляя обороты. – Просто я нахожу, что такое количество совпадений не может быть случайным.

– Такое количество? По-моему, тут только одно совпадение: то, что в записной книжке Лили Адамовой обнаружен телефон вашего родственника и что по нему она звонила в самый последний раз, – проговорил Родион Потапович, ничуть не смущаясь довольно резким тоном Владимира.

– А вам этого мало?

– Нет. Не мало. Более того, Фокеева будем отрабатывать, и очень тщательно. Мария займется этим завтра, а сегодня мне нужно съездить и навести кое-какие справки об этом честном гражданине.

– У вас же доступ к замечательной базе данных, – уже примирительным тоном сказал Каллиник. – Зачем же ехать?

– Не всю информацию можно выудить из базы данных, – назидательно произнес Родион. – Ладно, – он взглянул на часы: – половина восьмого. Думаю, что до двенадцати, ну, максимум, до часу ночи я управлюсь. Мария, вот что: закажи ужин из какого-нибудь заведения общепита.

– Зачем какого-нибудь? – спросил Каллиник, улыбаясь. – Можно заказать из моего ресторана.

– Из «Клеопатры»?

– Честно говоря, у меня других ресторанов нет. Не обессудьте.

– Ладно, – уже в который раз за вечер сказал Родион, – оставляю нашего драгоценного клиента, Мария, на полное твое попечение. Чтобы он не объелся и не умер от заворота кишок или, паче чаяния, на него этот псище не напал. Счастливчик. Он, этот самый Счастливчик, у нас по некоторым пунктам сто очков вперед даст проклятию рода Баскервилей. Тот по крайней мере косметику не ел и тапочки не пожирал.