Шрифт:
Милли повернулась к Этери, как будто только что ее заметила, хотя все это время косила глазом, цепко выхватывая детали: возраст, наряд, драгоценности и степень близости с Айвеном.
– Друзья зовут меня Милли. – Она обольстительно улыбнулась и сделала ветер ресницами. – А вы… Вы здесь проездом?
– У меня здесь дом, – сказала Этери.
– Что-то я никогда вас раньше не видела.
– Я тоже вижу вас впервые. Кстати, – хищно осклабилась Этери, – друзья зовут меня Эффи [49] .
49
Игра слов. «Эффи» по-английски может означать «матерщинница».
Милли поняла намек. Впервые с момента появления Этери удалось полностью овладеть ее вниманием.
– Мне нужно истратить пенни, – объявила Милли. – Составьте мне компанию.
– Не представляю, чем я могла бы вам помочь. Вы ведь идете в уборную? – любезно уточнила Этери, хотя прекрасно поняла эвфемизм. – С этим делом никто не справится, кроме вас самой.
Бедная Милли побледнела под слоем румян. Ее рот округлился, из него вырвалось дрожащее «О-о-о!»
– Идите-идите, – напутствовала ее Этери. – Вредно перенапрягать мочевой пузырь.
Милли сорвалась с места и умчалась.
– Какая ты молодчина! – по-русски восхитился Айвен.
– Надеюсь, это не твоя вдовствующая тетушка? – осведомилась Этери. – Ты не ждешь от нее наследства?
– Скорее это она ждет наследства… хоть от кого-нибудь. Светская барышня типа «Я Буду Любить Тебя До Твоего Последнего Пенни».
Этери, как школьница на уроке, подняла согнутую в локте руку.
– Могу я спросить? Кто такая Илер? Это ведь женщина, насколько я поняла?
– Вообще-то Хилари, но она из жеманства предпочитала французский вариант – Hilaire. Это моя жена. Покойная, – добавил Айвен, заметив, как Этери хмурится.
– Прости, мне очень жаль…
– Ни о чем не жалей. Она меня бросила… ради титула. Мы бы развелись, но она успела умереть раньше.
Этери хотелось спросить, как это связано с его братом Перси, – в его словах, да и в словах Милли ей почудился ясный намек, – но решила воздержаться. Зачем портить ему настроение перед спектаклем? Видно же, что тема Перси ему неприятна! Зато она теперь знает, что он был женат, то есть он не гей. И он свободен. «Жена моя, покойница…»
Они доели канапе, допили шампанское из принесенных официантом чистых бокалов.
– Вернемся в антракте, – предупредил его Айвен. И, повернувшись к Этери, добавил: – На ужин я заказал копченого фазана, если ты не против.
Этери заверила его, что она не против, и они вернулись в ложу.
Свет погас, отзвучала увертюра, разошелся занавес, действие началось.
Голоса были божественные, особенно сопрано и меццо, а вот постановка – чудовищная. Древние друиды в пиджаках и брюках-гольфах с шерстяными гетрами пили пиво из кружек с крышками и восставали против римлян, потрясая автоматами Калашникова. Священное дерево Ирминсуль представляло собой больничную каталку, покрытую грязной простыней, под которой лежал не то труп, не то прорванный соломенный тюфяк, а жрица Норма в сатиновом халате вместо мантии пыталась убить своих детей, тыча в них огромным бутафорским пистолетом.
Режиссером-постановщиком была женщина из Германии, Айвен заглянул в программку и тут же забыл ее фамилию. Он перестал смотреть на сцену, откинулся в кресле, чтобы смотреть только на Этери, и с ужасом увидел, что она плачет. Он осторожно взял ее за руку. Неужели ее так растрогал этот фарс?
Когда наступил антракт, Этери извлекла из сумочки платок и, глядясь в крохотное зеркальце, отерла слезы.
– Извини, – проговорила она с виноватой улыбкой.
– Объясни мне, что случилось. Если ты не хочешь ужинать…
– Нет, хочу. Посмотри, я тушь не размазала?
Он взял ее за плечи и приблизил лицо к ее лицу.
– Все в полном порядке. Но если ты мне не скажешь, в чем дело, я сейчас лягу и умру.
И Айвен на полном серьезе растянулся на бархатном полу ложи.
Этери засмеялась.
– Вот так-то лучше. – Он поднялся на ноги. – Почему ты плакала?
– Вспомнила свою жизнь. Я как-то легкомысленно согласилась на «Норму», не думала, что так подействует. Сюжет же знаю…
– Ты у меня прослушаешь все «Кольцо нибелунга», – пригрозил Айвен, – и умрешь от скуки. Идем ужинать.
– Погоди, дай я хоть посмотрю, не осталось ли следов. – Этери заставила его повернуться спиной.
– Думаешь, они тут плохо метут? – шутливо возмутился Айвен.
– Нет, метут хорошо, – подтвердила Этери, убедившись, что его прекрасный темно-синий костюм чист. – Идем, я хочу фазана.
– Уже неплохо. – Он взял ее под руку. – Так чем все-таки тебя растрогала эта ужасная постановка?
– Да при чем тут постановка? Постановка чисто по-немецки безвкусная. Все современные постановки – дурацкие, я уже не реагирую. От меня муж ушел… к молоденькой. Только она не Адальджиза. А у меня двое детей.