Шрифт:
Это Айвен уже знал.
– Нет, я не собиралась их убивать, – продолжала Этери, – но… накатило вдруг. Прости, пожалуйста.
У Айвена в голове не укладывалось, как мужчина мог променять такую огненную женщину на другую, сколь угодно молоденькую. А она страдает… Вот почему у нее такие запавшие глаза, вот откуда эта печаль, заметная, даже когда она смеется. Из-за идиота, бросившего ее ради молоденькой. Айвен готов был его растерзать.
– Ты его очень любишь? Любила? – спросил он, прекрасно понимая, что это глупый, бестактный вопрос. У него просто вырвалось.
– Я теперь уже не знаю, любила ли я его хоть когда-нибудь, – ответила Этери то же самое, что уже говорила в Москве Кате. – Я вышла замуж в девятнадцать лет. И мы десять лет вместе прожили. У меня нет другого опыта. А потом он ушел… Это больно. Но я пережила. Мы развелись… вот уже скоро год. Идем.
Они вошли в ресторан, сели за тот же столик. Милли не показывалась даже на горизонте. Этери и Айвен переглянулись и поняли друг друга без слов. Официант подал салат и копченого фазана.
– Я думал, ты замужем, – признался Айвен. – Ты говорила о муже…
– Когда это я говорила о муже? – удивилась Этери.
– А помнишь, вчера, когда в машину садились. Ты сказала, что он отсоветовал покупать «смарт». Я подумал…
– Я брякнула просто машинально. «Муж объелся груш» – так у нас говорят, когда муж уходит. Думать о нем больше не хочу.
Он улыбнулся ей с такой нежностью, что у нее сердце замерло.
После ужина они вернулись в ложу.
– Может, не хочешь досматривать «Норму»? – спросил Айвен. – Если тебе неприятно…
– Вот еще, глупости какие! Забудь, – шепнула в ответ Этери, потому что к этому моменту завершилась процедура с обязательным опусканием пожарного занавеса и действие началось.
– Какие у тебя планы на завтра? – спросил Айвен, когда они сели в лимузин после спектакля.
– Утром поеду на аукцион. Мне еще предстоит купить Чехонина, Григорьева и Целкова. И еще там есть эскиз Редько… Мне его не заказывали, но я хочу купить для себя. Дедушка его знал, они вместе были в Париже, а эскиз как раз парижский.
– Позволь, я его куплю для тебя, – предложил Айвен.
– Не надо, я сама!
– Хочу сделать тебе подарок. А то неудобно: ты мне подарила картину, а я тебе – нет.
– Катька умрет, когда я ей скажу, что ее приравняли к Редько!
– Как знать, может, еще приравняют. – Айвен был отнюдь не в восторге от художника Редько, но говорить об этом не стал. – Она твоя ровесница?
– Чуть-чуть старше. Вместе в Сурке учились… в институте Сурикова, – добавила Этери.
– Сколько ты пробудешь в Англии?
– У меня обратный билет на восемнадцатое.
– Это судьба! – оживленно повернулся к ней Айвен. – Восемнадцатого я лечу в Сидней на атрибуцию Наматьиры [50] . Завтра с утра надо бы заглянуть в офис. А потом я свободен.
50
Альберт Наматьира (1902–1959) – австралийский художник-абориген.
– Офис? – переспросила Этери.
– Офис фирмы.
– У тебя есть фирма?
– Да, по наследству от отца. Он основал компьютерную компанию, и она приносит неплохой доход.
Этери помолчала.
– Он оставил фирму тебе? Не твоему брату?
Айвен тоже ответил не сразу.
– Персивалю по праву рождения достались титул и замок. А все, что можно было завещать, отец отписал мне.
– Коротко и ясно, – кивнула Этери. – Но я не понимаю… Как ты успеваешь и фирмой заниматься, и экспертизу проводить?
– Фирма работает практически без меня. Нет, я работаю, мы недавно выиграли тендер на когнитивный компьютер, практически искусственный интеллект, но я с детства увлекался живописью, и отец меня поощрял. Правда, я очень скоро понял, что настоящим художником мне не стать, а быть одним из десяти тысяч не хотелось. И я занялся экспертизой.
– Забавно, – усмехнулась Этери. – Мой дедушка тоже так говорил: не надо быть одним из десяти тысяч… Видимо, число мистическое. Вот и я не стала, хотя училась живописи. Готовлю выставки, держу галереи… А ты не боишься, что тебя обдерут как липку в твоей фирме?
– Нет, не боюсь. Я разработал схему: все сотрудники – партнеры, все получают долю прибыли. С ростом продаж их доля растет. Схема работает, мне на жизнь хватает. «Оставайтесь голодными, оставайтесь неразумными», как говорил покойный Стив Джобс.
– Судя по тому, как Милли брала тебя на абордаж…
– Она налетела на риф по имени Этери, – засмеялся Айвен и велел шоферу остановиться у ее дома. – Ты завтра доберешься без меня?
– Вчера же добралась! – «Мы знакомы всего два дня, – сообразила Этери, – а кажется, что всю жизнь…» – Я большая девочка, меня можно выпускать одну.