Шрифт:
В такие дни ее всегда тянуло на шоколад. Тоже физиология. Она сполоснулась под душем и вместо обычного кофе приготовила себе горячего шоколада. Обревизовала запасы и убедилась, что шоколада у нее мало. Надо будет подкупить после аукциона. А пока Этери сунула в сумку найденную в шкафу плитку швейцарского шоколада и отправилась на торги.
Она исполнила все, что запланировала. Купила рисунки Чехонина, картину Бориса Григорьева и великолепное, радостное полотно Олега Целкова. За Целкова пришлось поторговаться, но Этери вышла из этой битвы победительницей, купив картину за двести тридцать восемь тысяч фунтов.
Переговорив с Верой Нелюбиной, подтвердившей перечисление денег, и с распорядителями аукциона, Этери проверила страховку, адрес… Распорядитель спросил, можно ли упаковать и отослать вместе с остальными полотнами снятую с торгов и купленную на ее имя картину Редько. Этери сказала, что можно, даже желательно, и, с чувством исполненного долга, послала Айвену эсэмэску: «Free at last» [51] .
Он тут же перезвонил.
– Ты так не шути!
– Да я и чувствую себя примерно так же.
51
«Свободен наконец», слова, начертанные на могиле Мартина Лютера Кинга.
– Не хочешь меня видеть? – В его голосе звучало искреннее огорчение. – Я понимаю, ты устала…
– Нет, я хочу тебя видеть, только дай мне немного отдохнуть. И я хочу шоколада. Много-много шоколада.
– Это можно. – Теперь стало слышно, как он улыбается. – Я знаю одно кафе… Позвони мне, когда отдохнешь. Я за тобой заеду, идет?
– Идет.
Этери вернулась домой и немного поспала. Днем она уснула легко, не то что ночью. Есть совсем не хотелось, хотелось только шоколаду. Она позвонила сыновьям, пообщалась по короткой программе и перезвонила Айвену.
– Я готова.
Он приехал, окинул ее взглядом. Опять новый наряд и опять элегантный: черная юбка-брюки с широченными штанинами и белая блуза. На груди, скрепляя внахлест глубокий вырез блузы, сверкала брошь из четырех огромных бриллиантов, расположенных асимметричным крестом. Приглядевшись, Айвен узнал Южный Крест.
– Ты ослепительна, – констатировал Айвен. – Потрясающая брошка. Никогда ничего подобного не видел.
– Старинная, от бабушки досталась. Идем уже.
– Хорошо, едем в «Годиву». Это царство бельгийского шоколада. Запах чувствуется за два квартала. Но ты уверена, что не хочешь сперва поесть?
– Уверена. Только шоколад.
– Желание леди – закон.
В кафе «Годива» шоколад ели, пили, им дышали, он извергался фонтанами, его плавили, по нему разве что не ходили.
Этери выпила чашку горячего шоколаду, съела мороженое с шоколадным соусом, потом еще нечто неотразимо шоколадное. Ее уже слегка поташнивало, но на вопрос Айвена она ответила, что чувствует себя отлично.
Пока Этери поглощала шоколад в разных видах, Айвен пошептался с метрдотелем, и ей преподнесли огромную золотую коробку конфет «Годива».
– Куда пойдем? – спросил Айвен. – Хочешь ко мне? Покажу тебе свою квартиру.
– Давай, – согласилась Этери. Ей хотелось глотнуть свежего воздуха.
На желтой машинке с гильотинными дверцами, которую Этери про себя окрестила «чайкой-канарейкой», он отвез ее на Мэрилебон-хай-стрит.
– Вот здесь я живу.
Айвен поставил машину в конюшенном ряду, подсоединил ее к промышленного вида розетке и повел Этери к дому тридцать четыре.
– В девятнадцатом веке здесь был мюзик-холл. Два фонаря стояли по бокам от входа, но когда меня еще на свете не было, какой-то пьяный за рулем сшиб правый фонарь.
– И теперь, – подхватила Этери, – остался только один. Как горец.
– Ты смотришь эту муру? – удивился Айвен.
– У меня же дети! Им хотелось, пришлось и мне смотреть. И как же мюзик-холл превратился в жилой дом?
– В начале девятисотых всю улицу перестроили, в том числе и мюзик-холл. Но планировка такая, что тут нет двух одинаковых квартир.
Вестибюль был тесный, лифт – размером с обувную коробку.
– Специально для нас, – пошутила Этери.
– Да, только мы с тобой могли бы здесь разминуться, – улыбнулся он.
Обувная коробка доставила их на четвертый этаж, Айвен отпер дверь.
– Здесь жила моя бабушка. Мне эта квартира досталась по наследству. Хочешь что-нибудь выпить? Шерри?
– Сначала покажи квартиру, – попросила Этери, освобождаясь от жакета.
Квартира была трехкомнатная.
– Вот спальня, – показывал Айвен, – вот кабинет, а тут гостиная, она же столовая. Вот тут ванная и кухня.
Квартира была битком набита сокровищами. Этери принялась изучать увеличенные фотопортреты женщины весьма экзотической внешности. Жгучая брюнетка с одной белой прядью в длинных, стянутых узлом волосах. Грузинка? Скорее средиземноморский тип. Шаблонное слово «красавица» тут не годилось. Это было необыкновенное, неповторимое, незабываемое лицо.