– Нравится она тебе? – спросила Этери, когда они вышли за дверь.

Тариэл застенчиво потупился.

– Она хорошая женщина.

– Ты, главное, не пори горячку. Ей надо прийти в себя, а сколько времени это займет, никто не знает. Потерпи.

– Я терплю.

– Не хочу я тебя обнадеживать понапрасну, Таро, может, ничего и не выйдет. Но я поговорю с ней.

– Не надо. Если ничего не выйдет, что ж… Значит, я ее не стою.

– Ты стоишь. Просто помни: она тяжело больна. Может, и психически больна, не знаю, я в этом не разбираюсь. Но я поговорю с ней.

– Не нужно, – покачал головой Тариэл, – пусть все идет, как идет. Из больницы дядя Нодар привезет ее сюда. Дедушка Амиран официально возьмет ее под опеку. Надеюсь, она привыкнет.

Попрощавшись с хозяевами, Этери отвезла Ульяну в «Метехи Палас», где у нее был номер люкс, а у Ульяны – просто одноместный номер. Они взяли бутылочку «Хванчкары», сыру, орехов и вышли на балкон люкса. Тут стоял столик и два кресла. Ульяна и Этери сели, обе глянули вниз, на город, на зеленый берег Мтквари… В Москве, когда они улетали, стояла полная зима – холод, ветер, к середине апреля даже снег еще не сошел. А в Тбилиси было уже по-летнему тепло, все кругом цвело, и все ходили в платьях без рукава.

Женщины закурили, глядя на погруженный в мягкую предвечернюю дымку город.

– Даже не знаю, как тебя благодарить, – начала Ульяна.

Этери отмахнулась:

– Не грузи. Я ничего такого не делала. Ты бы сделала для меня то же самое.

– Мы с тобой едва знакомы…

– Но я видела синяк, – опять перебила Этери. – И ты сбежала от него. Мне этого довольно. Хочешь меня отблагодарить? Сделай что-нибудь хорошее кому-нибудь еще. Присмотрись к Тариэлу. Он хороший парень.

– Нет, я не могу, – тут же всполошилась Ульяна. – Я его не стою.

Этери расхохоталась так, что чуть не расплескала рубиновое вино.

– Ты повторяешь его слова, – ответила она на недоуменный взгляд Ульяны. – Он тоже говорит, что он тебя не стоит. Отличная парочка.

– Ты не понимаешь… Все вы не понимаете, – заговорила Ульяна с безысходной горечью. – Рустем… он не просто бил, душил, издевался, он из меня душу вынул. Я ему… шнурки зубами развязывала! Соус с его пальцев слизывала! Как мне теперь людям в глаза смотреть? Да, Тариэл хороший. Порядочный… Доктор… – Она произнесла это слово с бесхитростным восхищением простой души перед ученостью. – Добрый, мягкий… А я… – Ульяна безнадежно покачала головой.

– Уля, ты ни в чем не виновата… Ты же не знала…

– Нет, виновата! Я его не любила, а ведь пошла за него. За деньги продалась.

– Ну брось. Многие выходят замуж не по любви. Не такое это страшное преступление само по себе. Просто чтоб был муж, были дети… Ты же говоришь, он красиво ухаживал?

– Да, ухаживал красиво. С родителями познакомился, брата устроил на работу, дом им пообещал… И купил, не обманул.

– Они тебя уговаривали за него выйти? – догадалась Этери.

– Да, – подтвердила Ульяна.

– Вот смотри, что получается. Он еще довольно молод, ему чуть за сорок, а когда вы поженились, был еще моложе. Хорош собой. Преуспевающий бизнесмен. Лощеный, светский. Щедрый. Красиво ухаживает. Родители тебя уговаривают за него выйти. Он осыпал их благодеяниями. И ты себя винишь, что пошла за него? Да тебе любой скажет, что ты поступила как образцовая послушная дочь!

– Но я его не любила, – с тоской повторила Ульяна. – И я с самого начала что-то такое чувствовала… Мне было не по себе с ним. У него что-то такое в глазах… Ты не замечала?

– Я не присматривалась, – покачала головой Этери. – Все равно ты ни в чем не виновата. Сделала глупость, но ты уже заплатила сполна. – В голову ей пришла новая мысль. – Вот скажи: если бы Рустем оказался образцовым мужем – любящим, внимательным, заботливым, – ты бы по-прежнему себя винила?

– Не знаю, – вздохнула Ульяна. – Может быть, и нет. Если бы он был нормальный… Если бы у нас были дети… Может, я бы этим утешилась.

– У тебя еще будут дети, ты молодая. Не ставь на себе крест, не рвись в монастырь. Дай себе пожить. Ты свободна. Знаешь, что я тебе советую для начала? Скажи ему, как тебя зовут. Тариэлу, – ответила Этери на вопросительный взгляд Ульяны, – больше никому. Фамилию можешь не называть. Или назови ему свою девичью фамилию. Ты подумай: он уже три года вдовеет! Давно мог найти жену, а он все вспоминает Русико. Ты с его детьми играешь… Не надо его обманывать, не надо подавать ложных надежд, вот уж этого он точно не заслужил. И перестань бояться, что Рустем тебя найдет, – торопливо добавила Этери, предвосхищая возражения. – Не найдет. Забудь о нем. Я понимаю, это трудно, но ты постарайся.

И она спела частушку:

Ульяна ответила ей призрачной дрожащей улыбкой.

– И завязывай с куревом, – посоветовала Этери. – В больнице не дадут, придется терпеть, а потом обидно будет начинать по новой. Так что давай отвыкай.

– Последняя, – сказала Ульяна, жадно прикуривая одну сигарету от другой. – Пока я была с Рустемом… это все, что у меня было. Моя единственная свобода. Он не мешал мне курить. Сам курит как паровоз, пьет как лошадь, а в последнее время еще и нюхает… Мне не давал, у меня же должна быть твердая подпись… Да я бы и сама не захотела… Я даже водки почти не пила, хотя могла бы… Все время была начеку, старалась вовремя увернуться, иногда удавалось избежать…