– Кто?

Холодная вода из сердца гор загустела. Йорина выплеснула ее на пол и повела рукой, вылепливая лицо: высокий лоб, нос с горбинкой…

Она вышла в боковой проход спустя полчаса. Нижняя рубашка облепила тело, босые ноги оставляли мокрые следы.

– Найдите мне человека. Мужчина, лет двадцати пяти, худощавый…

Жрица говорила, Оун смотрел на ее губы, не смея опустить взгляд ниже.

– Найди его.

Кощунственные слова не давались, но Йорина так же ровно, как и все прочее, произнесла:

– Он украл дар Двуликого.

Потрясение. Страх. Чувства, которые не может испытывать воин, – но они читались на лице Оуна.

– Иди, – приказала жрица. – И объявите, что храм закрыт. Никого не пускать.

Сама же вернулась в зал – пустой, похожий на чашу колокола без языка. Встала на колени перед ручьем и окунула в него ладони. Она должна знать, кто стоит за вором.

Когда вода явила лицо, знакомое до мельчайших черточек, Йорина не удивилась.

…Жрица выпрямилась и подняла воротник плаща. Влажные пряди упали на шею, заставив вздрогнуть.

– Привет! – махнул Дан. – Не в курсе, что у нас сегодня на ужин?

Ежевечерняя пытка: сидеть за столом напротив вора и сдерживать гнев Оуна, когда самой хочется хлестнуть наотмашь, разбивая пальцы. Надо. Должно. Все, что угодно, лишь бы он вернул дар, но не из страха и не по принуждению.

Егор в который раз посмотрел на часы.

– Сколько уже?

– Семнадцать минут.

А Юрке казалось, прошло не меньше получаса.

– Черт! – раздраженно сказал Натадинель. – Тупик. Они там нас ждут, высовываться не собираются. А мы здесь.

– Ну и что предлагаешь?

– Не знаю!

– Тоже мне, коммандос.

– Кто?

– Неважно.

От солнца остался багровый край над соснами. В это время они обычно сидели дома, принюхиваясь к запахам из горшков.

Юрка до крови расчесал шею. Подобрал листик, плюнул и прилепил его на ранку.

– Не ворочайся, – одернул Егор. Снова глянул на часы. – Тридцать две минуты.

Юрка хотел огрызнуться, но дверь избушки вдруг распахнулась, и выкатился монах, без шапки, в порванной рясе. Заорал, надсаживаясь:

– Беги-и-ите-е-е!

Егор подхватил арбалет, Юрка вскочил на колени… Из домика щелкнул ружейный выстрел. Евсей споткнулся и упал ничком.

Толчок сшиб Юрку на землю.

– Лежи, – прошипел Егор и припечатал сверху локтем.

Юрка дернулся, пытаясь дотянуться до арбалета.

– Тихо!

Из избушки вылезли двое: один высокий, с винтовкой, другой держал в опущенной руке пистолет. Он сунул его под ремень и перевернул монаха. Высокий остановился в нескольких шагах от ельника и прислушался.

У Юрки задергался обожженный уголок глаза.

– Готов, – сказал тот, что наклонился над монахом. – Надо было стрелять по ногам.

– Надо было его заткнуть, – возразил высокий.

Постояли, глядя на тайгу. Дуло винтовки рыскало, точно принюхиваясь к ельнику.

Юрка хотел зажмуриться и не мог. Локоть Егора больно упирался ему между лопаток. Левая рука Натадинеля лежала у Юрки под носом, и он видел, как отсчитывает секунды стрелка на часах. Чуть повыше ремешка присосался комар. Его прозрачное брюшко наполнялось темно-рубиновой кровью.

Ветер шевелил волосы Евсея.

– Вроде тихо, – сказал высокий, опуская винтовку. – Может, не услышали?

– Так, этого – быстро в дом.

Ухватили монаха за руки-ноги и потащили с поляны. Закрылась дверь.

– Замри, – прошелестел в ухо Егор.

Оглушительно тикали часы. Прошло три минуты, и локоть убрался со спины.

– Отползаем. Очень тихо. Ты первый.

Юрка сдал назад и с ужасом заметил, как закачались над головой ветки. Замер Егор, нацелив арбалет в сторону скита.

– Возьми левее, – посоветовал свистящим шепотом.

Осторожно, по сантиметру, Юрка выполз из ельника и втиснулся под сосну, в густую тень. Через пару мгновений Натадинель оказался рядом.

– От дерева к дереву, – велел он, пристраиваясь так, чтобы видеть в просвете дом.

Юрка уперся ладонями в землю, приподнялся – и вдруг понял, что забыл свой арбалет! Вспыхнули уши, жаром залило шею.

– Мне нужно вернуться.

– Стоять!

– Я оставил…

– Назад!

Юрка послушался, понимая, что права у него теперь нет – вякать. Забыл оружие! Как последний трус!