Символично, что в борьбе за спасение реки Франклин активное участие принимают люди, в чьих жилах течет частица крови коренных жителей острова.

«Больше всего мне запомнился последний участок маршрута — «Поросячий проход». Быстрое течение несло наш плот над иззубренными валунами, которые были так отчетливо видны сквозь чистую, прозрачную воду, что казалось — мы летим по воздуху. И вдруг из-за поворота появился остров. Мне почудилось, что я попала в какую-то знакомую с детства сказку. Остров был скалистый, с высокими отвесными берегами, на нем рос высокий лес, пляж был сложен из белой речной гальки. Такую красоту невозможно увидеть даже во сне.

Страшно представить, что этот уникальный природный заповедник будет погребен под водами реки, если правительство штата все-таки примет решение построить плотину...»

Серьезные столкновения между «Обществом охраны дикой природы Тасмании» и правительством штата произошли еще в 1979 году. Именно тогда Гидроэлектрическая комиссия Тасмании впервые представила проект строительства трех больших плотин на реке Франклин — последней большой реке острова, чьи энергетические возможности пока еще не использованы человеком.

Призывы защитников реки Франклин облетели всю Австралию и слились в единый клич: «Нет — плотинам!» Волна протестов нарастала. Особенно мощные выступления прошли в январе-феврале 1983 года. Члены «Общества охраны дикой природы Тасмании» мирно сдались в руки властям. Полицейские катера вереницей шли по реке, перевозя в тюрьму четыреста человек. На дебаркадере огромная демонстрация преградила дорогу конвою...

Вот как заканчивает свой дневник Каролина Патерсон:

«...Все трудности остались в прошлом. Всего час отделял нас от места слияния рек Франклин и Гордон.

Мои спутники — замечательные люди, но стоило мне остаться одной, как одиночество, беспомощность, испытываемые теми, кто пытается отстоять эти не тронутые человеком места во имя будущего, коснулись и меня. Прав был Боб Браун — руководитель «Общества охраны дикой природы Тасмании»,— когда сказал: «Человеку необходимы такие места, где он мог бы почувствовать свое «я», даже почувствовать то свое «я», которое спрятано глубоко в душе и которое порой прекраснее, чем открытое людям в повседневной жизни.

И. Кечин

В день отъезда в Синевирское лесничество не переставая лил дождь. Ужгород тонул в потоках воды, и я опасалась, что в дороге увижу только заштрихованные серой сеткой контуры гор. Обидно — пересечь добрую половину области с запада на восток и не увидеть знаменитых карпатских лесов! Тем более что я ехала в Музей леса и сплава.

— Карпаты без дождя — не Карпаты. Но будет солнце, обещаю,— успокоил мой попутчик Антон Юрьевич Федурец, директор Межгорского лесокомбината.

— Скажите, Антон Юрьевич, а почему создали музей именно при Межгорском комбинате?

— О, вы не видели нашу плотину! Она построена в начале прошлого века и памятна многим поколениям сплавщиков...— Антон Юрьевич прикрыл глаза и, как мне показалось, чтобы не молчать, стал рассказывать о себе:

— Я сам местный. Родился и вырос здесь, кончал Хустский лесной техникум, потом институт — Львовский лесотехнический. В Рахове работал, на Верховине, да вот теперь в Межгорье, на комбинате, уже десяток лет. Вся жизнь, можно сказать, с карпатским лесом связана. Конечно, о том, как в прошлом велось лесное хозяйство в крае, знаю понаслышке — во время войны я еще малым был... Но вот какими обедневшими, полысевшими были Карпаты в пятидесятых годах — помню. До войны и во время войны, до освобождения Закарпатья, иностранные фирмы рубили почем зря — сколько им было нужно, столько и рубили. Помню, как в пятьдесят четвертом году шли последние плоты по Тисе, как прокладывали дороги прямо к заводам, как строили эти заводы-комбинаты, создавали лесопитомники, разрабатывали и осуществляли стратегию облесения Карпат... — Выходит, «лесная» профессия в Закарпатье менялась на ваших глазах? — Я недоверчиво посмотрела на собеседника: слишком молодым казалось его энергичное, четко вылепленное лицо. Разве лишь седеющие виски...

Антон Юрьевич своеобразно ответил на мой вопрос:

— Вот и обещанное солнце.

Задымился от испарений асфальт шоссе, ветер гнал вдоль обочины облако розовых лепестков. По обе стороны дороги открылись цветущие яблони, вишни, за ними замелькали аккуратные домики и родники под каменной кладкой крыш. К горизонту убегали плавные волны гор. Порой дорога проходила у подошвы гор, и тогда можно было разглядеть их склоны.

...Ярко-зеленая листва и черные стволы. Это были буковые леса, напоенные сейчас солнцем и влагой. Кое-где на сочно-зеленый ковер словно наползало сиренево-палевое облако го были еще не одевшиеся листвой деревья, выше тянулась темно-зеленая почти черная полоса елей, а над лугами, подступавшими к вершинам, стоял легкий синий туман.

— В нашей области леса занимают около половины территории,— заговорил снова Антон Юрьевич.— Вы знаете, сколько человек работает сегодня в объединении «Закарпатлес»? Сорок пять тысяч! Когда-то были сезонные лесорубы — те же крестьяне, что отрывались от земли, чтобы подработать. Да сплавщики-плотогоны. Сейчас профессии плотогонов уже нет, труд лесоруба благодаря технике стал иным, зато появилось много других профессий, связанных с лесом. Ведь мы ведем лесное хозяйство комплексно.