Замираю у окна.Ночь черна.Ливень с плеском лижет стекла.Ночь продрогла и измокла.Время сна,Время тихих сновидений,Но тоска прильнула к лени,И глаза ночных виденийЖадно в комнату впились.Закачались, унеслись.Тихо новые зажглись…Из-за мокрого стеклаСмотрят холодно и строго,Как глаза чужого бога,—А за ними дождь и мгла.Лоб горит.Ночь молчит.Летний ливень льнет и льется.Если тело обернется,—Будет свет,Лампа, стол, пустые стены,Размышляющий поэт,И глухой прибой вселенной.<1910>
Бодрый туман, мутный туман Так густо замазал окно — А я умываюсь!Бесится кран, фыркает кран…Прижимаю к щекам полотноИ улыбаюсь. Здравствуй, мой день, серенький день! Много ль осталось вас мерзких? Все проживу!Скуку и лень, гнев мой и леньБросил за форточку дерзко.Вечером вновь позову…<1910>
Не могу закрытого взора Оторвать от бледной луны,—На луне застывшие озераИ поля холодной тишины. Трепещут лунные крылья, Исчезает тело, звеня,Но не в силах бледные усильяОторвать от крыши меня. Шумят душистые липы, Рубашка бьет по плечам…Лунные лучи, как липкие полипы,Присосались к плачущим очам. Скользят застывшие ноги, Листы гремят и гудят —Полшаг анаправо от дорогиИ слетел бы вниз в далекий сад. Сижу у трубы — бессонный, О спину трется кот…Соловьи свистят неугомонно,Теплый ветер жалобно поет. Внизу постель моя смята И дышит моим теплом,Но туда мне больше нет возврата…Как сойду со сломанным крылом? Не могу закрытого взора Оторвать от бледной луны,—На луне застывшие озераИ поля холодной тишины…<1910>
Весна или серая осень?Березы и липы дрожат.Над мокрыми шапками сосенТоскливо вороны кружат.Продрогли кресты и ограды,Могилы, кусты и пески,И тускло желтеют лампады,Как вечной тоски маяки.Кочующий ветер сметаетС кустарников влажную пыль.Отчаянье в сердце вонзаетХолодный железный костыль…Упасть на могильные плиты,Не видеть, не знать и не ждать,Под небом навеки закрытымГлубоко уснуть и не встать…<1910>
Заклубилась темень над рекой.Крепнет ветер. Даль полна тоской.Лед засыпан снегом. Как беда,В полыньях чернеется вода.Крышки свай, безжизненно наги,Друг на друга смотрят, как враги.На мосту пролетка дребезжит.Кучер свесил голову и спит…Фонари пустынно встали в рядИ в отчаянье, и в ужасе горят.Одичалый дом на островкеБродит стеклами слепыми по реке.Снег валит. Навеки занеслоЛето, розы, солнце и тепло.<1909>
Тихо. Глухо. Пусто, пусто…Месяц хлынул в переулок.Стены стали густо-густо.Мертв покой домов-шкатулок. Черепных безглазых впадин Черных окон — не понять. Холод неба беспощаден И дневного не узнать.Это дьявольская треба:Стынут волны, хмурясь ввысь,—Стенам мало плена неба,Стены вниз к воде сползлись. Месяц хлынул в переулок… Смерть берет к губам свирель. За углом, угрюмо-гулок, Чей-то шаг гранит панель.<1910>
У моей зеленой елки Сочно-свежие иголки,Но, подрубленный под корень, в грубых ранах нежный ствол. Освещу ее свечами, Красно-желтыми очами,—И поставлю осторожно на покрытый белым стол. Ни цветных бумажных пташек, Ни сусальных деревяшекНе развешу я на елке, бедной елочке моей. Пестрой тяжестью ненужной Не смущу расцвет недужныйОбреченных, но зеленых, пышно никнущих ветвей. Буду долго и безмолвно На нее смотреть любовно,На нее, которой больше не видать в лесу весны, Не видать густой лазури И под грохот свежей буриНикогда не прижиматься к телу мачтовой сосны! Не расти, не подыматься, С вольным ветром не венчатьсяИ смолы не лить янтарной в тихо льющийся ручей… О, как тускло светят свечи — Панихидные предтечиДолгих дней и долгих вздохов и заплаканных ночей… Тает воск. Трещат светильни. Тени зыблются бессильно,Умирают, оживают, пропадают и растут. Юной силой иглы пахнут. О, быть может, не зачахнут?О, быть может, новый корень прорастет… сейчас… вот тут.<1909>
