Шрифт:
А. Т. Аверченко
В колчане сажень крепких стрел, И полон рот острот, Он в быте полсобаки съел, А в юморе — шестьсот. По темпераменту сей гой Единый на земле: Живет с Медузой, и с Фомой, И с Волком, и с Ave. Нельзя простить лишь одного — Кровосмеситель он: «Сатирикон» родил его, А он «Сатирикон». А. А. Радаков
Добродушен и коварен, Невоздержан на язык — Иногда рубаха-парень, Иногда упрям, как бык. В четырех рисунках сжатых Снимет скальп со ста врагов, Но подметки сапогов Все же будут, как квадраты. В хмеле смеха он, частенько, Врет, над темами скользя. Не любить его нельзя, Полюбить его трудненько. Н. В. Ремизов
У него шестнадцать глаз — Все работают зараз: На шестнадцать верст окрест Ловят каждый гнусный жест. С этим даром всякий homme [34] Угодил бы в желтый дом. Он же бодр, игрив и мил, Как двухлетний крокодил. С грациозной простотой Брызжет серной кислотой На колючий карандаш И хохочет, как апаш. 34
Человек (фр.).
А. А. Юнгер
Изящен, как Божья коровка, Корректен и вежлив, как паж, Расчесана мило головка И, словно яичко, visage [35] . Он пишет, как истый германец, Могилки, ограды, кресты, Шкелетов мистический танец И томной сирени кусты. Когда же жантильность наскучит, Он кисть подымает, как плеть, И рожу Тучковскую вспучит Так злобно, что страшно смотреть! 35
Лицо (фр.).
А. Е. Яковлев
Коралловый ротик, Вишневые глазки — О скрытый эротик, О рыцарь подвязки! Учась «джиу-джитсу», Он чахнет в неврозах, Рисуя девицу В пикантнейших позах. Недавно у сквера-с Он сфинкса приметил — И в нем даже эрос Нашел этот петел. Саша Черный
Как свинцовою доской, Негодуя и любя, Бьет рифмованной тоской Дальних, ближних и себя. Солнце светит — оптимист, Солнце скрылось — пессимист, И на дне помойных ям Пьет лирический бальзам. Безбилетный пассажир На всемирном корабле — Пил бы лучше рыбий жир, Был бы счастлив на земле! <1909> КНИГИ *
БУРЕНИНУ *
(Эпитафия)