Собрание сочинений. Т. 1
вернуться

Чёрный Саша
Шрифт:

М<АРИИ> Ф<ЕДОРОВНЕ> *

(Почтительная акварель)

Из взбитых сливок нежный шарф… Движенья сонно-благосклонны, Глаза насмешливой мадонны И голос мягче эха арф. Когда взыскательным перстом Она, склонясь, собачек гладит, Невольно зависть в грудь засядет: Зачем и я, мол, не с хвостом? Ей-богу, даже вурдалак Смягчился б сердцем, если б в лодке Услышал голос кроткий-кроткий: «Алеша, ты б надел пиджак…» Имел бы я такую мать, Сестру, свекровь иль даже тетку, Я б надевал, влезая в лодку, Под шубу пиджаков штук с пять!.. А в час обеда, как галчат, Всех надо оделить руками И дирижировать зрачками, Когда наелись и молчат… Сей хлопотливейшей из Марф Поэт заржавленный и тонкий [38] , Подносит днесь сии стишонки, Косясь на строгий белый шарф. <<1912>>

38

В физическом смысле. (Примеч. авт.).

ОСЕННИЙ ДЕНЬ *

I
Какая кротость умиранья! На грядках иней, словно пух. В саду цветное увяданье И пышных листьев прелый дух. Река клубится серым паром. Хрустит промерзший старый плот. Далеким радостным пожаром Зарделись клены у болот. Заржавел дуб среди площадки. Скрутились листья, темен ствол. Под ним столпились в беспорядке Скамейки голые и стол. Ель в небе легче кипариса. Всем осень — ей зеленый взлет… На алых зернах барбариса Морозно-матовый налет. Цветы поникли на дорожки, На лепестках комки земли. В узлах душистого горошка Не все бутоны расцвели… В аллеях свежий ветер пляшет. То гнет березы, как рабов, То, утомясь, веревкой машет У гимнастических столбов. В вершинах робкий шепот зова И беспокойный смутный бег. Как странно будет видеть снова Пушистый белый-белый снег…
II
Всплески весел и скрипы уключин — Еле слышные, жалкие скрипы. Под кустами ряд черных излучин Заткан желтыми листьями липы. Сколько листьев… Под выгнутой ивой, Как лилово-румяные пятна, Стынут в лоне воды сиротливой. Небо серо, и даль непонятна. Дымный дождик вкруг лодки запрыгал, Ветром вскинуло пыль ледяную, И навес из серебряных игол Вдруг забился о гладь водяную. За дождем чуть краснели рябины — Вырезные поникшие духи, И безвольно качались осины, Как худые, немые старухи. Проплыла вся измокшая дача. Черный мост перекинулся четко. Гулко в доски затопала кляча, И, дрожа, закивала пролетка. Под мостом сразу стало уютней: С темных бревен вниз свесилась пакля, Дождь гудел монотонною лютней, Даль в пролете, как фон для спектакля. Фокс мой, к борту прижав свои лапы, Нюхал воздух в восторженной позе. Я сидел неподвижно без шляпы И молился дождю и березе. <1912>

«Здесь в комнате тихо, а там, за стеклом…» *

Здесь в комнате тихо, а там, за стеклом, По мокрому саду в веселии злом Катается ветер упругий. Свистит и лохматит больные кусты, У хмурых грачей раздувает хвосты, Гнет клены в покорные дуги… Взлетают иззябшие листья снопом, И в небе бездонном, и в небе слепом Мелькают, как дикие птицы. Метутся безумные волосы ив… В малиннике дикий предсмертный извив, Дождь мечет жужжащие спицы. За тучами бурый закат без румян. На клумбе дрожит одинокий бурьян. Стекло дребезжит и трепещет. Но странно… Из сада, где буря и мгла, Вдруг тихая бодрость мне в душу вплыла И в сердце задумчиво плещет. Под низкий, несдержанный яростный гуд, Как рыцари, смелые клятвы встают, И дали все шире и шире… Знакомые книги мерцают вдоль стен, Вчерашние дни, как бессмысленный плен. Как старые, ржавые гири. <1913>

ВОРОБЬИНАЯ ЭЛЕГИЯ *

У крыльца воробьи с наслаждением Кувыркаются в листьях гнилых… Я взираю на них с сожалением, И невольно мне страшно за них: Как живете вы так, без правительства, Без участков и без податей? Есть у вас или нет право жительства? Как без метрик растите детей? Как воюете без дипломатии,— Без реляций, гранат и штыков, Вырывая у собственной братии Пух и перья из бойких хвостов? Кто внедряет в вас всех просвещение И основы моралей родных? Кто за скверное вас поведение Исключает из списка живых? Где у вас здесь простые, где знатные? Без одежд вы так пресно равны… Где мундиры торжественно-ватные? Где шитье под изгибом спины? Нынче здесь вы, а завтра в Швейцарии,— Без прописки и без паспортов Распеваете вольные арии Миллионом незамкнутых ртов… Искрошил воробьям я с полбублика, Встал с крыльца и тревожно вздохнул: Это даже, увы, не республика, А анархии дикий разгул! Улетайте… Лихими дворянами В корне зло решено ведь пресечь — Не сравняли бы вас с хулиганами И не стали б безжалостно сечь! <1913>

ФЛОРЕНТИЙСКИЙ ДЕНЬ *

I
«Здравствуй, бронзовый кабан,— Помнишь сказку Андерсена?» Я погладил скользкий стан, Преклонив в душе колено… Ступеньки, — за ними веселенький ад: Соломенный рынок в тени колоннад. Соблазнительнейший рынок,— Даже мутно в голове: Вееров, панам, корзинок! А в кармане… лиры две. Дородные донны зовут к ларькам: «Что, милый синьор, угодно вам?» Мне угодно? Боже мой… Ничего. Вот смех, ей-богу,— Ведь в России, там, зимой Так желаний было много! Насупились донны. Без четверти час… Налево иль вправо пойти мне сейчас?
II
Здесь обед торжественней мистерии, Здесь я принц за два четвертака. У хозяйки крошечной остерии От усердия волнуются бока. За окном, как чудо, Ponte Vecchio. Зеленеет мутное Арно. Мыслю. Ем. Смотрю. «Эй, человекио, Отчего сегодня пьяное вино?» Хмель — смычок. Грудь стала легкой скрипкою, Струны из моих горячих жил… Не с кем чокнуться… Я вспомнил вдруг с улыбкою Всех богинь, которым я служил. Если б их сюда, на Ponte Vecchio. Парами построить и гулять… Вот бы было счастье!.. «Человекио, Помоги-ка мне, голубчик, встать».
Ill
Лег на прохладный подоконник. Над маленькою площадью — луна… Прошел, шурша сутаною, каноник. И скрылся. Тишина. Напротив, под старинною колонной, Мигают над тележкою рожки: Белеет мальчик, резко освещенный. Алеют сочные арбузные кружки… Как бабочка ночная, замираю… Смотрю голодными глазами за окно И радость жизни медленно впиваю, Как редкое, бесценное вино. <1913>