Собрание сочинений. Т. 1
вернуться

Чёрный Саша
Шрифт:

БЕЗДАРНОСТЬ *

Где скользну по Мопассану, Где по Пушкину пройдусь. Закажите! От романа До стихов за все берусь. Не заметите, ей-богу. Нынче я совсем не та: Спрячу ноль в любую тогу, Слог, как бисер… Красота! Научилась: что угодно? Со смешком иль со слезой, По старинке или модно, С гимном свету иль с козой? От меня всех больше проку: На Шекспирах не уйти,— Если надо выжму к сроку Строк пудов до десяти. Я несложный путь избрала, Цех мой прост, как огурец: «Оглавление — начало, Продолжение — конец». У меня одних известных В прейскуранте сто страниц: Есть отдел мастито-пресных, Есть марк-твены из тупиц. Бойко-ровно-безмятежно… Потрафляют и живут. Сотни тысяч их прилежно Вместо семечек грызут. Храма нет-с, и музы — глупость, Пот и ловкость — весь багаж: С ним успех, забывши скупость, Дал мне «имя» и тираж. Научилась. Без обмана: Пол-народ-смерть-юмор-Русь… Закажите! От романа До стихов за все берусь. <1912>

ХУДОЖНИКУ *

Если ты еще наивен, Если ты еще живой, Уходи от тех, кто в цехе, Чтобы был ты только свой. Там, где шьют за книгой книгу, Оскопят твой дерзкий дух,— Скормишь сердце псу успеха И охрипнешь, как петух… Убегай от мутных споров. Что тебе в чужих речах О теченьях, направленьях И артельных мелочах? Реализм ли? Мистицизм ли? Много «измов». Ты — есть ты. Пусть кто хочет ставит штемпель На чело своей мечты. Да и нынче, что за споры? Ось одна, уклон один: Что берет за лист Андреев? Ест ли ящериц Куприн? Если ж станет слишком трудно И захочется живых, Заведи себе знакомых Средь пожарных и портных. Там по крайней мере можно Не томиться, не мельчать, Добродушно улыбаться И сочувственно молчать. <1913>

ПЕРЕД КНИЖНОЙ ВИТРИНОЙ *

Обложки, обложки… Те — словно маркизы, другие, как прачки, Толпятся в окошке И просят безмолвно подачки… Кто лучше, кто хуже? Граненые стекла горят, как алмазы… Надменные фразы, Пот сердца и брызги из лужи. Мечта нам утеха — Все больше мы просим взаймы у искусства. Но музами цеха Насытить ли нищее чувство? Одна за другою Мелькнут, как манерные девки и пэри, И серой ордою Другие врываются в двери. А те, кто писали? Таперы при модных парнасских салонах, Скрыв тряпками дали, Стоят — на ходулях в коронах… Стоят, словно боги, Исполнены мании гордых претензий И в тайной тревоге Ждут дружеских теплых рецензий. Иные забыли И сон, и покой и, надевши вериги, Суконные были Сшивают в суконные книги. Иные с азартом Сбывают чужое с беспечностью эха, И вьется над стартом Раскрашенный флюгер успеха… Вдоль гладкой дорожки. Качаясь, шумят трехнедельные лавры, Чуть теплятся плошки, И лупит Реклама в литавры. <1914>

ЭГО-ЧЕРВИ *

(На могилу русского футуризма)

Так был ясен смысл скандалов Молодых микрокефалов Из парнасских писарей: Наполнять икотой строчки Или красить охрой щечки Может каждый брадобрей. На безрачье — червь находка. Рыжий цех всегда шел ходко, А подавно в черный год. Для толпы всегда умора Поглазеть, как Митрадора Тициана шваброй бьет. Странно то лишь в этой банде, Что они, как по команде, Презирали все «толпу». У господ они слыхали, Что Шекспиры презирали — Надо, значит, и клопу… Не смешно ли, сворой стадной Так назойливо, так жадно За штаны толпу хватать — Чтоб схватить, как подаянье, От толпы пятак вниманья, На толпу же и плевать! <<1913>> <1914>

IV

БЕЗВРЕМЕНЬЕ *

(Элегия)

Туманы Северной Пальмиры Недвижно стынут над Невой. Ах, дайте тему для сатиры Цензурной, новой и живой! Буренин? Нет, что мертвых трогать, Пусть в «Новом времени» гниет; Положишь, бедного, на ноготь И щелкнешь — вонь кругом пойдет. Писатель Меньшиков? Обновка!.. Он, как трамвай, навяз в зубах; Пусть выдыхается — неловко Писать сатиры о гробах. Иль взять Столыпина за жабры? Опять не ново и претит — Ведь он безвредней старой швабры… Пусть пишет — Бог его простит. Но кто? Быть может, Пуришкевич? Я — чистоплотный господин! Пускай уж лучше Дорошевич Его поместит в «Сахалин». Нет крупных гадин! — Измельчали… Ломаю в горести перо. Разумно ль трогать их? Едва ли — И неприлично, и старо. Вы улыбнулись? Вы готовы Назвать, быть может, тех и тех… Но будем немы, как коровы, Чтоб не вводить друг друга в грех. Щиплю в раздумье струны лиры И никну скорбно головой… Ах, дайте тему для сатиры Цензурной, новой и живой!.. <1908>

«ПЬЯНЫЙ» ВОПРОС *

Мужичок, оставьте водку, Пейте чай и шоколад. Дума сделала находку: Водка — гибель, водка — яд. Мужичок, оставьте водку. Водка портит божий лик, И уродует походку, И коверкает язык. Мужичок, оставьте водку, Хлеба Боженька подаст После дождичка в субботку… Или «ближний» вам продаст. Мужичок, оставьте водку, Может быть (хотя навряд), Дума сделает находку, Что и голод тоже яд. А пройдут еще два года — Дума вспомнит: так и быть, Для спасения народа Надо тьму искоренить… Засияет мир унылый — Будет хлеб и свет для всех! Мужичок, не смейся, милый, Скептицизм — великий грех. Сам префект винокурений В Думе высказал: «Друзья, Без культурных насаждений С пьянством справиться нельзя…» Значит… Что ж, однако, значит? Что-то сбились мы слегка,— Кто культуру в погреб прячет? Не народ же… А пока — Мужичок, глушите водку, Как и все ее глушат, В Думе просто драло глотку Стадо правых жеребят. Ах, я сделал сам находку: Вы культурней их во всем — Пусть вы пьете только водку, А они коньяк и ром. <1908>

«Не думайте, что Босния…» *

Не думайте, что Босния Пришита Франц-Иосифом Для пользы хитрой Австрии… Я тоже думал так. Но Франц-Иосиф грамотно, Умно и убедительно В рескрипте доказал, Что Босния захвачена Невиннейшею Австрией Для пользы… той же Боснии. Знакомые слова! А чтоб она не плакала От этой эволюции, Сошьют ей конституцию Из стареньких штанов, Штанов, кругом заплатанных, Запятнанных, захватанных, Штанов, совсем изношенных И лишь недавно сброшенных В австрийской стороне. <1908>

ПЕРЕД НАЧАЛОМ ДУМСКИХ ИГР *

(Беспартийная элегия)

Теперь, когда прошла предвыборная свалка, Осмелюсь беспартийный голос мой поднять: Избранников кадет до крупных слез мне жалко… Позвольте мне над ними порыдать! Они, как девушки среди бродяг вертепа, Краснея и стыдясь, потупят глазки вниз, Молчать нельзя, а говорить нелепо, В сердцах подмок предвыборный девиз. Они — три лебедя (а октябристы — раки, Союзники же — щуки без зубов)… Впрягаться ль в воз? Измажешь только фраки, Натрешь плечо и перепортишь кровь. Три девушки исправят ли ватагу Хозяйских псов, косясь на кабинет? О нет! О нет! Сочувственную влагу Я лью в унынии и повторяю: «Нет». А вы, бесстыдники, бездушные кадеты, Зачем послали в Думу «малых сих»? Они чрез месяц исхудают, как скелеты, И будут ручки кресел грызть своих. О, лучше б дома пить им чай с лимоном, Мечтать о Лондоне, читать родную «Речь», Чем, оглушаясь хомяковским звоном, Следить за ритмом министерских плеч! Чт о имсказать, когда такая пушка, Как Родичев, и тот умолк давно? Лишь Маклаков порою, как кукушка, Снесет яйцо. Кому — не все ль равно? На днях опять начнется перепалка, И воз вперед не двинется опять… Избранников кадет до крупных слез мне жалко: Их — раки с щуками потащут с возом вспять. <1909>