Учительница укоризненно покачала головой:

— Лаврентий Михайлович, конечно, хороший человек, но гитлеровскую болтовню он зря повторяет. Сергей прав, фашисты нарочно всякие страшные слухи распускают. Им надо, чтобы мы испугались, поверили в их непобедимость, встали перед ними на колени. И несознательные или растерявшиеся люди, вроде нашего Лаврентия, невольно им помогают. А ведь вчера только ты же, Никита, мне сам рассказывал, что партизаны на железной дороге мост взорвали, в самом Нелюдове в штаб гранату бросили.

— Про Нелюдово я не говорил, — удивленно поднял голову Никита.

— Да?.. Ну, значит, я еще от кого-то слыхала. В общем колотят наши немцев даже здесь, у них в тылу. А теперь представьте, как они себя на фронте чувствуют, где по ним пушки бьют, минометы, танки. Разве спасет какая-то «рубашка»?

По предложению учительницы, начали высчитывать, сколько бы весила такая «стальная рубашка», ежели ее смастерить. Оказалось, что около центнера, даже если броня была бы только с одной передней стороны и толщина ее не превышала одного сантиметра.

— Ну и «свистуны» же фрицы! — со смущенной ухмылкой покрутил головой Никита, косясь на Сережу. — Одеть бы их в такие «рубашки», они бы с места не сползли.

Ребята размечтались о том, как хорошо бы сейчас послушать московские радиопередачи или почитать советские газеты.

— Хоть бы листовку найти, как, помните, летом! — вздохнул Тимофей.

— Листовку? — быстро переспросила зачем-то учительница и смолкла, в раздумье потирая маленькие сухие руки.

— Надежда Яковлевна, расскажите еще что-нибудь про партизан, — попросил маленький краснощекий Гриша Деревянкин. — Говорят, к вам от Акимыча приходят, а он же…

— Кто говорит? — резко обернулась к нему женщина.

Гриша, не отвечая, нырнул за чью-то спину.

Потолковав еще немного, дети начали расходиться. Тимофея с Сережей Надежда Яковлевна незаметно для других задержала на минуту.

— Идите к школе и там подождите меня, — вполголоса сказала она. — С собой больше никого не берите.

Гадая, зачем это понадобилось ей посылать их к пустой школе и самой идти туда, оба подростка отправились к указанному месту.

Березовская школа стояла на краю села в глубине небольшого старинного парка, на месте сгоревшего когда-то помещичьего дома. С трех сторон парк обнесен был деревянной оградой, с четвертой стороны, внизу под горкой, тускло блестел пруд. Несколько звеньев ограды со стороны дороги было сорвано со столбов и валялось на земле; их пересекали широкие темные полосы — следы колес немецких автомашин. В том месте, где проходили полосы, штакетник был искрошен и вмят в грязь.

Близился вечер, пасмурный, но сухой и безветренный. Серое небо застыло; застыли и земля, и вода, и воздух, схваченные крепким морозцем. Под ногами шуршала успевшая уже потускнеть сухая листва, густо покрывавшая дорожки и клумбы с остатками засохших настурций и астр. Как часовые в траурном карауле, безмолвные и печальные, стояли ряды лип, кленов, ясеней; в их обнаженных вершинах, унизанных черными шапками покинутых грачиных гнезд, не слышно было бойкого птичьего грая. Только грубое карканье вороны изредка нарушало торжественную тишину осеннего парка.

Мальчики знали, что школа заперта и до прихода Надежды Яковлевны в нее не попасть.

— Пошли наш сад посмотрим, — предложил Тимофей.

Они миновали дровяной сарай близ дороги и вышли на пришкольный участок. Небольшое поле, огороженное плетнем, только очень отдаленно напоминало сад. Яблоньки были еще так малы, что больше походили на сухие кустики, ровными рядами воткнутые в землю. Кто-то заботливо побелил их тонкие стволы, а несколько деревцев были укутаны соломой.

— Это все Гриша Деревянкин заботится, — улыбаясь, пояснил Тимофей, — тот, что вам баню топил. Он у нас в отряде главный садовод. Все сорта на память, как таблицу умножения, знает.

— Не скоро еще вам отсюда удастся яблок покушать, — сказал Сергей.

— Почему — не скоро? Да мы уже нынче ели.

Сережа недоверчиво глянул на товарища:

— С таких-то маленьких?

— Им уже по четыре года! А яблоки, знаешь какие… Во! — Тимофей показал два сложенных вместе кулака. — И вкусные — язык проглотишь!.. Одним словом, мичуринские! Только мало уродилось.

Он показал, где у них росли особые, улучшенные сорта вишен, слив, груш.