Молчун Яков и тот на сей раз подал голос.

— В чем, собственно, дело? — поджимая губы, спросил он, обращаясь почему-то к Нангавану. — Объяснитесь, господа.

Столь интеллигентный слог показался Длинному вызывающим.

— Хватит выпендриваться! — взорвался он. — Нельзя ли выражаться как-нибудь попроще? У нас тут не дворянское собрание!

Нангаван посмотрел на Хакима, ожидая, что и тот выскажется. Но Хаким молчал. И тогда гуру решил прибегнуть к своему обычному испытанному приему, который до сих пор срабатывал безотказно.

— Пусть властвует внутренняя правда, — важно заявил он. — Даже вепрям и рыбам — счастье! Благоприятен брод через великую реку. Благоприятна стойкость.

По опыту Нангаван знал: чем более нелепо звучит фраза, тем она эффектнее. Сначала ученики будто впадают в транс, сокрушенные степенью своего невежества. Потом начинают думать. Ни один не пожелает признаться, что ничего не понял.

Учитель с глубокомысленным видом замолчал, а гираваки застыли в замешательстве. Однако ненадолго.

Длинный Витя выпучил глаза и, наливаясь кровью от возмущения, взревел:

— Да когда же это кончится? Мы что, идиоты, по-вашему? При чем тут какие-то вепри и рыбы? А? Я вас спрашиваю! И это… как его… брод через реку! Такая чушь ни в какие рамки не лезет!

— Вот именно, — подскочил на месте тощий Криш. — При чем тут брод? Мы не через реку собираемся переправляться, а разбираемся, что среди нас творится.

Толстяк Белкин встал и успокаивающе поднял руку.

— Подождите. Не ссорьтесь, — степенно вымолвил он. — Надо подумать. Истина не всегда лежит на поверхности. Иисус тоже говорил притчами…

— То Иисус! — перебил его Криш. — Надеюсь, здесь на его роль никто не претендует?

Он бросил злобный взгляд на Нангавана и отвернулся.

— О какой стойкости идет речь? Кто должен быть стойким? — тонким голоском осведомился Яков. — Я что-то не сообразил.

— В огороде бузина, а в Киеве дядька! Вот о какой! — не унимался Криш. — Мы спрашиваем про одно, а нам преподносят совершенно другое. Лапшу на уши вешают.

— Я не согласен! — пискнул Яков. — Я… требую уважения! Мы здесь одна семья или кто?

— Или кто! — передразнил его Длинный.

Хаким делал вид, что весь этот спор его не касается. Учитель же с трудом сохранял невозмутимость. Он решил запустить вторую фразу, еще похлеще. Авось она возымеет действие.

— Кто властвует, благодаря своей сути, подобен звезде, которая пребывает на месте, тогда как прочие звезды ходят вокруг нее! — высокопарно заявил Нангаван.

Снова воцарилось молчание.

Хаким опустил глаза. Белкин бросил в рот несколько орехов и быстро начал жевать. Длинный Витя прикусил губу, а Яков, нервно почесываясь, заерзал на месте.

— Над нами издеваются! — пронзительно завопил Криш. — До каких пор это будет продолжаться? Кто тут вообразил себя звездой, вокруг которой мы должны вращаться? Здесь все равны.

— Да! — не переставая жевать, кивнул Белкин. — Перед Богом все равны. И звезды, и люди…

— Это что же получается? — пропищал Яков. — Кто-то звезда, а кто-то, извините, холуй, который не имеет права голоса?

Длинный Витя наконец получил возможность выплеснуть на Якова все свое раздражение, накопленное за время пребывания в общине.

— Мы не на избирательном участке, — ядовито заметил он, испепеляя молчуна взглядом. — Чтобы говорить о праве голоса! Ты, Яша, в прошлых жизнях, видимо, привык к руководящим ролям. То у дворян командовал, то у комиссаров. Теперь нами хочешь покомандовать. Ишь, как тебя прорвало! А то все молчал да молчал. Я тебя, братец, сразу раскусил.

— Я не собираюсь никем командовать, — защищался Яков. — Мне только не нравится высокомерие…

— Хватит переливать из пустого в порожнее! — положил Криш конец их перепалке. — Так мы ничего не добьемся. Пора переходить к делу. Раз никто признаваться не хочет, тогда…

Он обвел присутствующих угрожающим взглядом.

— Мы не на допросе, — пискнул Яков, подражая Длинному.

Тот не остался в долгу.

— Цыц! Контра недобитая! — рявкнул он.

— Прекратите! — не выдержал толстяк. — Как вы можете? Вспомните о духовном…

Криш понял, что решительных действий, кроме него, предпринять некому. И приступил к своим обязанностям.

— Шутки кончились, — зловеще произнес он. — Белыч, показывай!

Наступила пауза. В тишине слышно было напряженное сопение толстяка.