Затем лекарка ушла. Священник сразу умолк, нетерпеливо дожидаясь, пока кузнец закончит свой труд, заклепывая обе ноги отца Николая в грубые железные пластины, от которых к кольцу в стене тянулись изрядно поржавевшие тяжелые толстые цепи.

Парамон напоследок еще раз посоветовал священнику наставить князя на путь истинный и напомнил про обещание Глеба выпустить божьего служителя на волю и простить все его прегрешения, включая хулу на власть предержащую.

После этого он тоже удалился, предусмотрительно погасив оба факела.

Легкий испуг вошел в сердце отца Николая, лишь когда все вышли и помещение, и без того еле-еле освещаемое немилосердно чадящими факелами, погрузилось во тьму, а из угла, где лежал Константин, по-прежнему не доносилось ни звука.

— Княже? — с трудом выждав еще пару минут после ухода палача, тихонько окликнул Константина отец Николай. — Слышишь ли глас мой?

— Неужто и впрямь ты, отче? — хрипло пробормотал тот. — А я-то надеялся, что у меня глюки слуховые пошли. Ты чего так горланил-то?

— Здрав ты духом, княже, — обрадованно заговорил священник. — Бог даст, и вовсе оправишься. Видать, славным лекарством тебя Доброгнева попотчевала, храни господь ее душу.

— А ты-то какими судьбами здесь, отец Николай? Или ты на мою предсмертную исповедь явился?

— Ишь обрадовался, — неожиданно даже для самого себя ворчливо заметил Николай. — Погоди на тот свет торопиться. У тебя эвон сколь всего не завершено.

— Видать, не судьба, — отозвался мрачно Константин. — Другие за меня доделают.

— Негоже так-то, — мягко упрекнул его священник. — Сам, поди, ведаешь, сколь много на твои плечи возложено. И хоть тяжек крест твой, сын мой, но нести его надо, ибо за тебя под ношу твою никто плечи не подставит.

— Да уж, — согласился Константин. — Под такой груз свободного носильщика не позовешь.

— Вот-вот, — оживился отец Николай. — Коль доверили, стало быть, тащи сколько уж мочи есть. Придавит — так тому и быть, но сам тяжесть не скидывай, ибо грех великий.

— Ладно, куда я денусь, попробую, — равнодушно согласился князь, сразу предупредив: — Но учти, отче, сил моих осталось не так уж много, чую. А уж если он от угроз к делу перейдет, то есть к пыткам, так они и вовсе быстро закончатся.

— А что же ему надо от тебя? — спросил в свою очередь отец Николай.

Узник немного помолчал и нехотя ответил:

— Гранаты. Точнее, секрет их изготовления.

— Как же он узнал про них? — удивился отец Николай. — Или ты сам ему их показал?

— В Исадах мы, удирая от погони, взорвали три штуки. Только благодаря этому и ушли, — пояснил Константин.

— Да-а, — задумчиво протянул священник. — Ну что тебе сказать, сын мой. Бывают такие деяния, что потом их никакими молитвами не искупить. До самого смертного часа и перед богом, и перед совестью своей сознавать будешь, что свершил грех не просто тяжкий, а смертный, испугавшись мук телесных, ибо великое зло содеешь ты, коли Глебу-братоубийце про них поведаешь.

— Это точно, — вздохнул Константин. — Потому и молчу. Знаешь, отче, я ведь смерти особо и не боюсь, — невесело усмехнулся он. — Чего ее бояться, если все люди приговорены к ней, разве лишь с отсрочкой на неопределенное время. К тому же если в жизни не за что умереть, то не стоит и жить. А вот пыток, честно говоря, страшусь, отец Николай.

— А ты все время помни, что за земными муками тебе жизнь вечная откроется. А пострадавший за гробом соединит себя с праведными душами и обретет блаженство сладостное в кущах райских. Так что не мук телесных надлежит тебе опасаться, княже, а духовной гибели. Тогда уж ничто не спасет и не сохранит тебя ни на этом, ни на том свете. А может, и не только тебя, но и всех обитателей земли нашей.

— Наверное, ты прав, отче, — задумчиво произнес Константин. — Но все-таки как же глупо у меня получается. Воистину судьба лепит и мнет как ей заблагорассудится. Сколько уже раз со мною тут так было, что вроде бы и просчитываешь, и планируешь, чтоб не попасть впросак, а выходит… Едва начинает казаться, что выигрыш неминуем, на руках сплошь тузы, как она мешает карты, нахально заявляет, что теперь будет играть в шахматы, и сразу же объявляет мне шах.

— Ты про Исады? — уточнил отец Николай.

— И про них тоже, — не возражал Константин. — Там, конечно, вышло глупее всего. А уж эта темница просто окончательный итог. Коли не с того начал, стало быть, не тем и закончу. А обиднее всего, если погибли именно те, кого я должен был спасти. Вот это самое неприятное. Видать, промашку дали те, кто меня сюда забросил. Не того выбрали.

Священник чуть помешкал с ответом.

— Вот вы теперь испытуете господа вседержителя, — начал он цитировать из Книги Иудифи. — Но никогда ничего не узнаете; потому что вам не постигнуть глубины сердца у человека и не понять слов мысли его. Как же испытаете вы бога, сотворившего все то, и познаете ум его, и поймете мысль его.