Иранцы пытаются быть и мусульманами, и современными, потому что хотят воспринимать науку и технологии. Но теперь они столкнулись с проблемами политической структуры из-за стремления получить больше свободы, больше прав для женщин. Я не был в Иране, но Чок Тонг был, он рассказывал, что женщины в Иране носят небольшую накидку, больше из-за моды, тонкие прозрачные платки. Они просто делают вид, что соблюдают исламский дресс-код. Они надевают чадру, но приходя домой, снимают ее, а под ней - красивое платье из Парижа и туфли в тон. Это двойной стандарт: на людях - одно, а дома - другое. Это говорит о том, что если дать женщинам образование, а в Саудовской Аравии этого не делают, то нельзя запретить им хотеть, чтобы страна стала современной. Можно оставаться исламской страной и быть современной, но нельзя быть современной и жить по законам VII века. Это делают айа-толлы. Сколько еще им удастся это поддерживать?

– Но вернемся к Сингапуру.

– Вы хотите знать, почему я ввел такие взгляды. Это не имеет отношение к 11 сентября. Это относится к нефтяному кризису и возрастающему международному влиянию, которое оплачивают нефтяные державы. Все наши мусульманские лидеры были в Саудовской Аравии и Иране, оплачивали участие в конференциях. Они говорят: наш ислам настоящий. Ваш ислам был испорчен. Ислам пришел в Юго-Восточную Азию на торговых суденышках. Путь занимал много месяцев, учитывая муссоны. Поэтому ислам развивался совершенно по-другому.

– Сингапурские мусульмане не могут вступать в браки с сингапурцами других религий, но утверждаете ли вы, что они не могут жить в гармонии с другими национальностями и быть такими же сингапурцами, что и другие национальности?

– Нет, я этого не утверждаю. Я не говорю, что они не могут быть мирными, добропорядочными гражданами. Я только утверждаю, что они будут отдельной частью нашего общества.

У нас могут быть новые индийцы или китайцы, не являющиеся частью нашего сообщества, но их дети определенно станут его частью. Вы не сможете отличить пловчиху Тао Ли от урожденного сингапурца. Она приехала сюда в возрасте четырех или пяти лет. Она говорит на сингапурском мандаринском диалекте и на сингапурском английском. Она является частью Сингапура.

Для меня одним из самых показательных случаев был тот, когда, после и сентября, один из наших мусульман пакистанского происхождения поехал в Карачи и вступил в партию Талибан, чтобы сражаться с американцами. Он был схвачен Северным альянсом, и американцы прислали запрос, является ли он нашим гражданином. В то же время пакистанец того же возраста, родившийся и выросший в Бирмингеме, также пошел сражаться за Талибан.

Поэтому у индийцев бесконечные проблемы с пакистанскими террористами. Президент Мушарраф хотел урегулировать обстановку в Кашмире. Он не мог этого сделать из-за мусульманских экстремистов. У них 50000 медресе, которые готовят смертников для джихада, этого достаточно, чтобы бесконечно снабжать ими Кашмир. Для индийского спецназа это неравная битва, потому что они хотят выжить и вернуться к своим семьям.

Индия посылает прекрасно подготовленных, хорошо обученных спецназовцев, но у них есть семьи, которые зависят от своих отцов. Поэтому, если убивают солдата, страдает вся семья. А с пакистанской стороны, если погибает солдат, то он верит, что попадет на небеса, где его ждут 72 девственницы.

– Но это небольшое меньшинство.

– Одна бомба на станции метро может вызвать хаос; это не только страх смерти, но и подозрения и беспокойство, которые возникнут между мусульманскими и немусульманским сообществами, как в Лондоне. Даже в автобусе лондонцы отодвигаются от мусульман. Они боятся, что у тех может быть бомба. Если он пустит ее в ход, вы умрете. Люди реагируют таким образом.

– Вы говорите об этом барьере между мусульманами и немусулъманами. Я думаю, что большинство мусульман, которых я знаю, жили с убеждением, что они могут быть и в полной мере сингапурцами, и в полной мере мусульманами, и они верят в тот Сингапур, образ которого вы нарисовали своим гражданам. А теперь они слышат, что между мусульманами и немусулъманами есть барьер. И я хочу спросить вас: неужели мусульмане обманывали сами себя, веря в то, что их примут в это общество?

– Нет, это разные типы мусульман. Когда возникла Ассоциация мусульман-специалистов, они были в оппозиции к Исламскому религиозному совету Сингапура («Миус») и к нашему малайскому руководству ПНД. Они возникли как оппозиция. Они считали, что могут принести больше пользы малайцам. Поэтому мы дали им финансовую поддержку. Потом они поняли, что не могут сделать больше, чем «Мендаки» (группа взаимопомощи малайцев-мусульман) или «Миус». Постепенно они поменяли свои убеждения, потому что поняли, что «Мендаки» и «Миус» хорошо работают.

Мы не утверждаем, что такая позиция безнадежна. Остаются люди, находящиеся под влиянием сторонников арабского джихада. Один-два человека могут испортить все взаимоотношения. Одна большая бомба, и мы уже не сможем остановить реакцию. Я имею в виду, что начнется после взрыва, скажем, в Анг Мо Кио или Танджонг Пагар, где очень мало мусульман, или даже там, где живут мусульмане, например, в Раффлз Сити. Отношения мусульман и немусульман изменятся кардинально, как это произошло в Британии.

Британцы чувствовали себя уверенно, у них были советы. Но британская разведка объявила, что они наблюдают за 2000 потенциальными сторонниками джихада. 2000. Где они нашли столько сотрудников разведки, чтобы наблюдать за 2000 человек? Они делают это через интернет и технические средства наблюдения.