Разговаривая, друзья проходят между бюстами и в конце зала вполне непринужденно, видимо привычно, присаживаются на две головы, достают сигареты.

ОЛЕГ

Больше половины уже друзей за бугром. Грустно…

ШВАРЦ (осторожно)

Олежка, а ты что, разве не понимаешь, чем тут дело пахнет?

ОЛЕГ

Нет, я не поеду. Ну, вообрази, вот я еду из России?! Прости – это вздор!

ШВАРЦ

Это потому, что ты Хлебников, а я Шварц?

ОЛЕГ

Не знаю. Мишка, может быть и поэтому. Просто это – дико. Ну, вообрази… (Он встает с головы Ильича и взволнованно жестикулирует. Надо сказать, что у него в минуты волнений появляется несколько странная, не вполне адекватная жестикуляция.) Олег Хлебников едет в Израиль! Ну, вообрази! Ну, хорошо, Ольга едет со мной… Да ты только вообрази, что будет с ее папашей! Дочка такого чекиста отваливает! Ну хорошо, я на него кладу, но… (На мгновение задумавшись, потом яростно бьет кулаком в ладонь.) Кто-то все-таки должен населять эту территорию!

В это время за стеклянной дверью, соединяющей цех «Ильичей» с какой-то галереей, останавливаются два человека, оба в официальных костюмах с галстуками.

ПЕРВЫЙ (показывает на художников)

Отъезжающий Шварц.

ВТОРОЙ

Шварц нас больше не интересует.

ПЕРВЫЙ

Вот как? Тогда…

ВТОРОЙ

Благодарю вас, Юрий Петрович.

Первый уходит, а второй, еще не старый здоровенный мужлан с широкоскулым крестьянским лицом, украшенным заграничными очками, внимательно и даже не без некоторой симпатии рассматривает Хлебникова.

Олег и Михаил между тем направились к выходу.

ОЛЕГ

…А кто-то должен и покидать эту территорию. Все нормально, Старик. Мы еще встретимся. Глядишь, еще… (Он хмыкает и выразительно хлопает ладонью одну из голов.)

ШВАРЦ

Оптимист!

Они выходят из зала. Субъект в очках с застывшей улыбкой смотрит им вслед на захлопнувшуюся за друзьями белую дверь.

Москва, Садовое кольцо где-то в районе площади Маяковского. Ночь, густой снегопад. Меж двух огромных, в человеческий рост сугробов осторожно паркуются «Жигули». За рулем Ольга, жена Олега. Рядом сидит он сам. Работают «дворники». Сквозь залепляемое снегом ветровое стекло мы все-таки можем увидеть, что супруги о чем-то весьма увлеченно, если не сказать напряженно, беседуют. Он как бы задает ей один вопрос за другим. Жестикулирует, заглядывает в лицо. Она отвечает, не глядя на Олега, так как занята еще и маневрированием. По этой мимической сцене мы можем сделать первую прикидку их отношений.

Машина, наконец, притерлась к обочине. Они вылезли и стали вытаскивать из салона и из багажника холсты на подрамниках, укутанные в старые одеяла. Можно рассмотреть Ольгу – высокую, чуть ли не в рост своего мужа, молодую женщину. Светлые волосы падают из-под меховой шапки. Они продолжают свой разговор, пока вытаскивают картины и пока идут, нагруженные, от машины к подъезду нужного им дома.

ОЛЕГ

В конце концов, кто-то должен населять эту территорию, правда?

ОЛЬГА

В этом-то все и дело.

ОЛЕГ

Ольга, происходит что-то дикое – Оскар, Эрнст, Лева, Гена, Эдик, Борька, Вадим… невозможно перечислить, все отваливают… Да? Русское искусство разваливается, так, что ли? Теперь вот и Мишка Шварц… Что происходит? Почему ты молчишь?

ОЛЬГА

Ты должен уйти из своей шараги, Олег.

ОЛЕГ

Да? А кто будет кормить тебя и Машку? Этим (показывает подбородком на картины) не прокормишься.

ОЛЬГА

И все-таки ты должен уйти. (Она на секунду останавливается и тоже подбородком очерчивает панораму ночной Москвы, в которой сквозь снег единственное, что выделяется, так это подсвеченные прожекторами коммунистические лозунги, транспаранты, плакаты, физиономии Брежнева и Ленина.) Нельзя тебе больше заниматься этим свинством…

ОЛЕГ

Вот как? А кто кормить…

Он смотрит на Олино лицо, румяное, с блестящими глазами, и начинает ее целовать.

(Суета, кто-то кого-то встречает. Новые гости входят в подъезд со снегом, отряхивают снег с шуб, хлопают шапками о колено, топают ногами…)

Наконец все собрано, и они у нужного подъезда.

На участке тротуара возле этого подъезда (6-этажный дом серого камня, «русский модерн» начала века) странное оживление. Здесь запаркованы машины иностранных марок, среди них даже один «кадиллак» с бразильским флагом и ливрейным шофером. Несколько прохожих остановились поглазеть, что, мол, за дип. прием там, где никакого нет посольства. Определенные личности в штатском покуривают в некотором отдалении. В этот подъезд и заходят Олег и Ольга. Там уже собралось много людей, ждут лифта, отряхивают снег с шуб, стучат ногами.

В большом старинном лифте плечом к плечу не менее десятка людей, среди них бразильский посол, мужчина с крупным носом, в шубе с бобровым воротником. Слышится английская, французская и бразильская, т. е. португальская, речь.

Олег и Ольга прижаты к стене лифта. Рядом с ними два местных жителя – бабка со злобным и подозрительным личиком и сохраняющий советское достоинство мужичишко из домоуправления, вполне очевидный бывший вохровец.

БАБКА (шепчет громко, вроде бы шипит, так как ей кажется, что никто в лифте не понимает по-русски).

Это, что ли, все к мадаме с чердака собрались, кумпания? Куда же смотрят, Иваныч?

ВОХРОВЕЦ (важно и со значением).

Куда надо, туда и смотрят, Петровна. Понятно?

БАБКА (догадливо).

Тада понятно, Иваныч, тада понятно. Тада порядочек… (хихикает по-блатному)

Ольга с Олегом переглядываются. Лифт останавливается на верхнем этаже, и бразильский посол на чистом русском языке с великолепным бразильским акцентом обращается к бабке: