Однако самообладание оставило Цольца, и гостям пришлось кричать на него, чтобы заставить есть дальше. Как следствие, бедняга подавился и зашелся в кашле, а Браун, выйдя из себя, начал требовать, чтобы тот не прекращал попыток и не симулировал бессилие.

– Оставьте, господа, если уж он вам так не мил, просто пристрелите его, – сказала Бэкки и, повернувшись, ушла.

Вскоре разошлись и гости.

Рудольф сразу прибежал в покои молодой супруги, надеясь подсмотреть, как она раздевается.

– Как же остроумно ты сказала, дорогая: «пристрелите его». Когда ты ушла, мы хохотали до упаду. Даже Цольц и тот улыбался…

– Мне стало жаль его, – призналась Бэкки.

– Жаль? – Рудольф усмехнулся и, нежно подвинув сброшенное на тахту платье, присел, не отводя взгляда от прозрачного пеньюара Бэкки. – На жалости, дорогая моя, далеко не уедешь. Если бы я постоянно кого-то жалел, у меня бы не было всего этого. – Доре обвел рукой стены, окружающую обстановку и даже саму Бэкки. – Финансовое могущество и жалость несовместимы.

– Но ты же работаешь с ценными бумагами. На бирже нет людей, а между тем это приносит тебе твои богатства, – заметила Бэкки, честно пытаясь разобраться в ситуации.

– Сами по себе ценные бумаги, хотя и называются «ценными», стоят весьма немного. Чтобы получить с них хорошие дивиденды, нужно продать их раз двадцать за год.

– Так часто? – удивилась Бэкки. Она обернулась, стоя перед зеркалом, и Доре увидел ее великолепную полуобнаженную грудь. В штанах у него сразу стало тесно, он сжал зубы, чтобы продержаться еще пару остававшихся до сна часов.

– Да, дорогая. Люди должны покупать, потом бояться и продавать, потом снова покупать, думая, что уж на этот раз не прогадают. Но потом я их снова пугаю и заставляю продавать.

– Значит, такова биржа?

– Нет, таково умение управлять биржей.

– Что значит «управлять биржей»? Разве это не естественный рыночный механизм? Так нам говорили в школе.

– Рыночный механизм? – Рудольф не удержался от улыбки. – Чтобы этот механизм приносил деньги, его нужно заставлять проворачиваться побыстрее.

– Но как?

– Можно организовать трест, который будет заниматься распространением ложной финансовой информации. Однако люди не очень-то верят этой трескотне. В какой-то сезон можно сорвать хороший куш, а иной раз ничего не выходит. Поэтому лучше манипулировать реальностью, заставляя людей самих делать нужные тебе выводы.

– Это как же? – Бэкки заколола волосы и посмотрела на себя в зеркало. Она уже запуталась в объяснениях Рудольфа и поддерживала разговор лишь для того, чтобы он не стал приставать прямо сейчас.

– Скажем, можно организовать конфликт двух могущественных финансово-промышленных групп, которые сойдутся в битве за свои интересы. А интересами может оказаться свободная колония или даже планета-зарегистрированный член Ассоциации.

– И за что же они будут бороться?

– Они будут бороться, и уже борются, за обладание богатыми недрами. За доходы в триллионы и даже десятки триллионов рандов. Как только начинает побеждать одна группа, ее акции на бирже стремительно идут вверх, а акции ее противников – падают. Потом инициатива неожиданно переходит к другой группе, и все меняется с точностью до наоборот.

– И где они борются за эти самые недра? – Бэкки присела на мягкий пуф и вздохнула, ожидая, когда Рудольф уйдет.

– А ты сама не догадываешься?

– Я? – Бэкки обернулась. – Я не до…

Она хотела сказать «не догадываюсь», но тут до нее дошло, на что намекал супруг. Бэкки поднялась с пуфа и уставилась на таинственно улыбавшегося Рудольфа.

– Неужели эта война ваших рук дело?

– Да, представь себе. И твой супруг, дорогая, является чуть ли не единственным ее изобретателем.

– Но… но это же чудовищно, Рудольф… Там же гибнут миллионы людей!

– Это их личный выбор. Насильно в этой войне никто не участвует.

– Но почему война? Почему нельзя было сделать что-то другое?

Бэкки вспомнила своих одноклассников – Бена Аффризи и Джо Миллигана. Они отправились проверять себя на ту самую войну, владельцем которой – да, иначе и не скажешь, – владельцем которой является ее муж.

А она, миссис Доре, ее совладелица, потому что из пролитой на этой войне крови состоят все ее платья, драгоценности, массажистки, парикмахеры, стилисты и оформители.