Шрифт:
Улица была почти безлюдна. Вдалеке к остановке прижался троллейбус, уронивший усы, и стоял, как уставшая лошадь возле забора.
Света замедлила шаг. Ей хотелось поймать и удержать в памяти эту улочку, такую тихую, сонную, разморенную под июльским солнцем. Внутреннее чутье подсказывало, что в ближайшее время такой тишины и умиротворенности в ее жизни не случится.
В позвоночнике прочно поселилось новое для нее чувство – чувство опасности. Света ощущала его как холодный стержень. Как иглу, воткнутую в спину, не дающую забыть о себе ни на миг.
Черт бы побрал тот день, когда она решила поехать к Рыбакову!
– Свет, – позвал Дрозд.
Она вздрогнула.
– Не пугайся. Я только хотел спросить, что это такое – зеленое и на стене? Я помню, что отгадка какая-то дурацкая.
Они подошли к «Хонде». Когда Дрозд открыл дверь, изнутри дохнуло жаром, как из нагретой духовки.
– Дурацкая, – подтвердила Света. – Их много, этих отгадок. В моем варианте это был тренирующийся альпинист.
– А почему зеленый?
– Потому что испугался.
– М-да… – язвительно протянул Дрозд. – Единственная загадка, которую я знаю, и то лучше.
Света хмыкнула.
– Не знаешь ты никаких загадок!
– А вот и знаю. Одну. Висит груша, нельзя скушать – почему?
– Почему? – заинтересованно повторила она.
– Потому что боксеры морду набьют. Все, поехали.
Света засмеялась и села в машину.
И только когда Москва осталась позади, она вдруг сообразила, что Дрозд не просто так вспомнил про загадки. Он отвлекал ее, заметив страх в глазах.
Через два с половиной часа на дороге промелькнул указатель к станции. Они издалека увидели зеленый хребет электрички.
Дрозд повернулся к Свете и предупредил:
– Никуда от меня не отходить. Ясно?
Она кивнула. В позвоночнике по-прежнему звенел холод, будто она прижималась спиной не к автомобильному креслу, а к глыбе льда.
На станции оказалось оживленно.
Возле кассы переговаривались две женщины с хозяйственными сумками. К автобусной остановке гуськом, как утки, шла группа старушек в шерстяных кофтах.
Загорелый мальчишка, остановившись на краю платформы, смотрел вниз, на железнодорожное полотно, и глаза у него были такие, словно он видел перед собой не рельсы, а накатывающие волны.
Неподалеку от него старик в кургузом пиджачке кричал в сотовый телефон: «Давай забирай меня уже, Миша! Давай, я тебя заждался!»
– Это он с архангелом Михаилом общается, – тихо сказал Дрозд. – Все, говорит, надоело мне тут, хочу в рай. Забери меня, Миша.
Света посмотрела на маршрутку, ждущую с открытыми дверями.
– Начнем с водителя? – предложила она. – Сейчас будут развозить народ по деревням, через пять минут здесь все опустеет.
– Согласен.
Пассажиров оказалось около двадцати человек. Света с Дроздом подходили к каждому, показывали снимки.
Куривший водитель, стряхивая пепел за окно, рассматривал фотографии дольше всех.
– Вот эта вроде ничего так, – хохотнул он, ткнув загрубелым пальцем в Стрельникову.
– Вы ее видели? – с надеждой спросила Света.
– Да ну, откуда! Вон только каких вожу!
Он мотнул головой в сторону салона. С первого сиденья ему лучисто улыбалась сухонькая старушка лет девяноста на вид.
Света присела возле нее.
– Простите, пожалуйста, вы откуда?
– Чево? – с улыбкой крикнула старушка ей в ухо.
– Откуда вы, бабушка? – повторила Света громче и потерла ухо.
– Из Малиновки она, – подсказали сзади.
«Из Малиновки!»
– Посмотрите, вы никого из эти людей здесь не видели? Может, в деревне?
Старушка живо перебрала фотографии, щурясь на каждую.
– Может, вам очки надеть? – подсказала Света.
– Чево?!
– Очки, говорю, не нужны?! – рявкнула Света.
– Ты очки продаешь? – удивилась старушка.
– Ваши! Ваши очки!
– Девушка, вы с ней только зря время потеряете, – проговорили сзади. – Она мало того, что глухая, еще и не видит ничего. А если видит, то не запоминает. Ее сын встречает в Малиновке, иначе она не помнит, в какой дом идти. А на станции я ее сажаю в автобус. Давайте лучше мне. Гляну, кто там у вас.