– Да, не сладко пришлось, – согласился Рыков, живо представляя себя в тайге зимой, слепого. Затем он встрепенулся и спросил: – А чем же вы там питались? Охотиться вы точно не могли…

– Ну, там кое-что осталось из консервов, сухари, чехи не все унесли, – замялся Андреев, опустив голову. Он точно боялся встретиться с собеседником взглядом, позабыв о своей слепоте.

– Так вы ели трупы, – с неприятным холодком в желудке догадался Рыков. Он сам изумился своей догадке, но сразу почувствовал, что прав.

– Да, а что нам оставалось делать, – заорал на него слепой старик, меняясь в лице, – умирать никто не хотел. Герасимов все стонал, что мы совершаем грех. А мне в тот момент было уже плевать. Мы перетащили все трупы в пещеру и охраняли их от зверей до весны. Морозы великолепно сохраняли мясо…

Рыков даже не знал, что тут сказать. Все это было за гранью его понимания.

– А потом Герасимов сошел с ума и попытался меня убить, – продолжал Афанасий Порфирьевич, мысленно находясь там, у пещеры в тайге, – он орал, что мясо испортилось от жары и им нечего есть. Что на траве они долго не протянут. В общем, полностью свихнулся от голода. Ростом он был под два метра, и мне с ним было не справиться. Да еще безумие добавляло ему сил. Он бегал за мной около пещеры с ножом. Оба падали, поднимались и снова бежали. Несколько раз он меня чуть не настиг. Уже хватал и тащил. Вырвавшись от него, я убежал в лес. Мне уже было все равно, куда идти. Еды в пещере не было. Дня два я скитался по лесу. Потом вышел на скит. Меня тут приютили, выходили. Они не знают, что я совершил…

Тут Андреев запнулся и замолчал, уйдя в себя окончательно. Рыкову в этот момент просто не сиделось на месте. Идеи распирали его изнутри. Он вскочил, подбежал к столу, освещая себе путь фонариком, смел со стола на пол всю посуду и разложил на ее месте карту. Поскольку света все равно не хватало, подошел и распахнул окно с закопченными стеклами. Мрак в доме немного рассеялся. Пахнуло свежестью и запахом прелой листвы, пропитанной дождевой водой. Дождь шел еще вовсю. Капли барабанили по подоконнику. Крыша хибары во многих местах протекала, и уже целые струйки лились сверху на пол, уходя в землю сквозь гнилые доски.

Рыков вернулся к столу и стал рассматривать карту. Потом неожиданно спросил:

– Эй, Афанасий, ты какой рукой пишешь?

– Правой, – глухо отозвался тот и снова замолчал.

– Значит, когда шел, все время забирал влево. Плутал два дня, – забубнил Рыков себе под нос, колдуя над картой. Из сумки на боку он достал циркуль, взялся рисовать окружности, а через пару минут воскликнул, обрадованный, указав на горный массив посередине карты: – Золото где-то здесь! Это точно. По-другому никак. Жаль, что тебя ослепили. Ты не сможешь меня проводить.

Афанасий Андреев не ответил.

– Да, вот это будет дело, это тебе не кооперативные магазины грабить, – ликовал Рыков, улыбаясь до ушей, – ты только вдумайся: почти полторы тысячи ящиков. Двести телег золота! Восемьдесят миллионов золотом! Жаль, что остальное золото коммунисты под Иркутском взяли. А то, если бы хапнуть весь золотой запас, так можно было целый поезд загрузить – и за кордон.

Затем его радость немного улеглась. Только сейчас он задумался, как будет вывозить это золото. Даже та небольшая часть золотого запаса, что лежала в горах, вряд ли бы уместилась в один железнодорожный вагон. Понадобилось бы несколько таких вагонов. Лошадьми везти – тоже не выход. Сомнительно, что красные не заметят караван из телег. Одноконный экипаж ломового извозчика может взять от половины тонны до тонны веса, но это в городе, а здесь были горы и пересеченная местность. И придется нанимать людей – минимум человек двести – двести пятьдесят с лошадьми и телегами. Задача представилась ему невыполнимой. Как же он раньше не подумал! Может, нанять бандитов, про которых ему говорил Коновалов? Только бандиты вряд ли согласятся на роль извозчиков и потребуют долю, а то и все. Возьмут, да и просто перережут ему горло, а золото заберут.

От этих мыслей Рыков совсем загрустил и сел на стул. Теперь, когда он был в двух шагах от несметных сокровищ, судьба подкинула ему новую задачу. В диком напряжении он думал, что делать, совершенно позабыв о штабс-ротмистре. Больше всего его огорчало, что в ските одни бабы, а лошадей – раз-два и обчелся.

Он так глубоко ушел в свои мысли, что, если бы не мгновенная реакция, слепой старик запросто снес бы ему голову массивным дубовым стулом. Рыков успел отпрянуть в последний момент. Афанасий вскочил и ударил со стремительностью, вовсе не свойственной людям его возраста. Стул прошел в сантиметре от лица Рыкова и, с грохотом врезавшись в стену, разлетелся на части. Отступая, Рыков упал на спину. Рука метнулась к ножу в голенище сапога.

– Эй, не дури, – выкрикнул он, пытаясь образумить слепого.

– Никто не узнает об этом грехе, – прорычал в ответ Афанасий Порфирьевич. Быстро ощупав острый край обломка бруса, оставшегося в руке, он размахнулся, чтобы всадить его в жертву. Рыков уклонился и вонзил нападавшему нож в живот, в область печени. Он не собирался убивать, а действовал скорее инстинктивно. Промедление означало смерть. Острый дубовый кол прошел выше его груди, над плечом и воткнулся в щель между досками. Немного бы ниже – и все. Слепой захрипел, отступил назад, слезая с лезвия ножа, и в лицо Рыкова брызнула теплая кровь.

– Черт возьми, – выкрикнул он, судорожно стер кровь рукавом, рывком встал, в то время как побледневший Андреев, шатаясь, пятился к столу. Кровь, лившаяся из раны, в свете пасмурного дня казалась совсем черной. Ткнувшись в стол, слепой старик сполз на бок и распластался на полу лицом вниз. Умер он или просто потерял сознание – Рыков не знал и даже не хотел выяснять, опасаясь, что бывший сослуживец может еще что-нибудь выкинуть. Осторожно приблизившись к столу, он забрал карту, вытер о грязную тряпку, валявшуюся на полу, окровавленный нож и тут услышал шаги на крыльце. Сердце в груди забилось быстрее. В голове хороводом понеслись мысли. Кто это может быть? Сколько их? Что ему делать? Решение пришло мгновенно. Неслышно он проскользнул к двери, притаился у косяка и стал ждать. Дверь отворилась…