Шрифт:
Каблуки. Шпильки моей дорогой подруги Василисы. Вот что спасло нам жизнь в тот страшный момент...
Цепенея от ужаса, Васька все-таки сделала неуверенный шажок в сторону – этого хватило, чтобы она заскользила на обледенелом асфальте и опрокинулась назад, описав ногой в воздухе невероятную дугу, за ней в осеннюю грязь повалилась и я.
Автомобиль, как ракета, пронесся мимо, чуть не проехав мне по носу. На долю секунды промелькнул нечеткий силуэт человека в черных очках, его лицо было бледным, как театральная маска...
Боже...
«Берегись маски!»
Когда через пять минут к подъезду подъехал Курочкин, мы обе – грязные, зареванные – все еще не верили в свое спасение.
Перцель рвался в погоню, Курочкин настаивал на теплой ванной – и все это было так трогательно, что мы с Василисой опять расплакались.
После небольшого обсуждения было решено, что нам не стоит тревожить Славкино семейство внезапным возвращением, да еще в таком состоянии. В машине я стащила с себя продранные колготки и помогла Ваське кое-как почистить ее загубленные джинсы.
– Пьяные уроды, – ругался Перцель, – и еще все удивляются, почему у нас самая высокая смертность при ДТП. Поучились бы у Европы!
– Ничего, Егор, скоро твои мечты сбудутся, – успокаивал его Курочкин. – Ты же знаешь, наш проектик уже в Думе на рассмотрении. Будем наказывать за вождение в нетрезвом виде не по-детски. Ни одна пьяная свинья после этого за руль не полезет.
– А с чего вы взяли, что водитель был пьяный? – всхлипнула Васька. – Может, он хотел нас переехать? Может, это покушение на жизнь независимых консультантов? Может, нам нужна охрана, телохранители?
– Как скажешь, Васенька.
– Дашка, – шепнула на ухо Василиса, – может, сделать сегодня Перцелю предложение? А то вот так погибнем под колесами и даже замужем не побываем...
– Ты о чем?
– Даш, мне кажется, мы должны быть вместе и навсегда-навсегда-навсегда!
Удивительно: мне казалось, что Васька получила прививку от замужества на много лет вперед – у нее имелся показательный опыт семейной жизни во время нашей очередной командировки. Ее избранник, журналист-неудачник, с первого взгляда вызвал у меня острую неприязнь. И чувство это было взаимным. Он был мрачный, усатый и уже немолодой. На длинной физиономии висел унылый нос.
Чем он прельстил Ваську – до сих пор не понимаю, потому что любовником, по ее собственному признанию, он был посредственным, к тому же мизантропом и женоненавистником. Скорее всего, у Василисы случилось временное затмение мозга. Сначала они проводили ночи в саунах – в основном, рассуждая о недостатках окружающего мира. Потом он почему-то переехал в нашу квартиру, провонял все сигаретами и каждый вечер по два часа лежал в ванной, демонстративно читая Шопенгауэра, – впрочем, за все время нашего знакомства он одолел страниц пять...
Через полтора месяца у Васьки наступило прозрение. Кажется, после того, как он напился в хламину и начал требовать от нее массажа ног, мотивируя это тем, что она, «единственная из всего списка», этого не делает. Наутро Васька задалась вопросом – что еще за список? И с энтузиазмом начала расследование. Довольно скоро на свет божий были извлечены какая-то продавщица из табачного киоска, немолодая бухгалтерша...
Они начали ссориться, даже собираясь на официальный банкет.
– Да, кстати, – высокомерно заявлял он, – там будут важные люди, так что, пожалуйста, веди себя прилично.
– Что, – шипела Василиса, – обычно я веду себя неприлично? На себя посмотри – в этом пиджаке ты похож на сутенера!
– А ты на шлюху!..
– У меня, по крайней мере, хватило ума на высшее образование! А ты дожил до сорока лет и до сих пор не знаешь, кто такие братья Стругацкие и как пишется слово «концепция»!
– Малыш, иди в жопу...
Так они прожили еще недели две, потом кампания кончилась, и усатый зануда, к общему удовольствию, исчез.
– Не расстраивайся, дорогая, – утешал Василису отзывчивый Андрес, – в твоей жизни всегда найдется подходящий извращенец.
Вскоре выяснилось, что у «извращенца» есть жена, пара ребятишек, долги, застарелый алкоголизм, язва желудка... В общем, Василиса еще легко отделалась.
Из далекого-далекого воспоминания меня вытащил Васькин крик:
– Вижу ресторан! Горячие блины! На абордаж!!
Мы отметили свое чудесное спасение расстегаями, ухой и солеными груздями. Помню, Курочкин кормил красной икрой фарфоровую собачку на столе, Перцель распевал политические частушки непристойного содержания, в которых Петров фигурировал тоже, а Васька смеялась, забыв обо всех неприятностях.