XV.

Его внутреннія качества были также рдкостны, какъ его красота, голосъ его былъ нженъ, какъ голосъ молодой двушки, и онъ часто пользовался этимъ свойствомъ его, но, какъ скоро его задвали мужчины, то въ его голос слышна была цлая буря, буря, какія бываютъ въ апрл и ма; хотя втры въ это время и кажутся озлобленными, но дуновеніе ихъ на самомъ дл мягко. Нжность, которую можно было предположить въ немъ по его юному возрасту, скрывала, слдовательно, подъ своимъ лживымъ одяломъ ршимость и откровенность.

XVI.

Какъ хорошо сидлъ онъ на кон! Часто говорили, что конь его занялъ свой пылъ у всадника. Конь какъ бы гордился служить ему, какъ бы чувствовалъ себя облагороженнымъ тмъ, что имъ владетъ такой человкъ, и какъ онъ умлъ поворачиваться, скакать, мчаться въ галопъ! Можно было поспорить о томъ, конь-ли получилъ свое благородство отъ кавалера, ила кавалеръ обязанъ своею ловкостью воспріимчивости скакуна.

XVII.

Но ршеніе быстро склонялось въ сторону хозяина. Его собственныя манеры давали жизнь и ловкость всему, что приближалось къ нему и украшало все это. Его особенность и прелесть были въ немъ, но не въ его роскоши. Вс украшенія были прикрашены самимъ мстомъ, которое они занимали; они были только аксессуарами, которые, при всемъ своемъ умломъ расположеніи, ничего не прибавляли къ его красот, но, наоборотъ, получали отъ него всю свою прелесть.

XVIII.

Точно также на конц его властныхъ губъ покоились всевозможныя доказательства, глубокомысленные вопросы, быстрые отвты и сильныя разсужденія, и вс они безпрестанно пробуждались къ его услугамъ. Въ его распоряженіи были всевозможныя слова и краснорчіе, чтобы заставить смяться плачущаго и плакать смющагося. Онъ схватывалъ вс страсти въ ловушку своего каприза.

XIX.

Такимъ образомъ онъ владлъ сердцемъ всхъ, юныхъ и старыхъ; вс, мужчины и женщины, въ восхищеніи жили съ нимъ мыслью или же образовывали его почтительную свиту всюду, гд бы онъ ни появлялся. Согласіе какъ по волшебству предупреждало его желанія. Вс, спрашивая у себя, чего онъ желаетъ, обращались къ своей вол и подчиняли ее его вол.

XX.

Многіе достали себ его портретъ, чтобы напоминать себ его вншность и останавливать на немъ свою мысль, дйствуя какъ т сумасшедшіе, которые сохраняютъ въ своемъ воображеніи великолпные виды тхъ парковъ и замковъ, которые встртили они по дорог. Мысленно присваивая ихъ себ, они находятъ въ своей фантазіи боле удовольствія, чмъ тотъ подагрикъ-баринъ, который владетъ ими въ дйствительности.

XXI.

Точно также многія женщины, которыя даже ни разу не касались его руки, любили воображать себя любовницами его сердца. Я сама, увы, жившая на свобод и всецло принадлежавшая себ самой, была введена въ соблазнъ такимъ соединеніемъ искусства и юности; я посвятила вс мои привязанности его соблазнительной мощи и отдала ему весь цвтъ моей юности, оставивъ себ одинъ стебель этого цвтка.

XXII.

Между тмъ я все-таки не хотла, какъ нкоторыя мн подобныя, ни требовать чего либо отъ него, ни длать какихъ либо уступокъ его желаніямъ: повинуясь предписаніямъ чести, я держалась отъ него на спасительномъ разстояніи. Опытъ охранялъ меня, давая возможность видть сердца, которыя истекали кровью, находясь въ оправ этого фальшиваго брилліанта и составляя его любовные трофеи.

XXIII.

Но увы! Кому изъ насъ наши предшественники помогли избжать предстоящаго горя, если кому нибудь суждено испытать его лично. Кого изъ насъ примръ пережитыхъ страданій заставилъ положить эти опасности преградою на пути своихъ желаній? Совты, наоборотъ, могутъ подавить на минуту самую сильную склонность, потому что часто когда страсть находится въ полномъ разгар, данный совть ослабляетъ ее и пріостряетъ наши прочія умственныя способности.

XXIV.

Но наши чувства не удовлетворяются, если они такъ подавлены опытомъ другихъ и изъ страха передъ несчастіями лишены радостей, которыя кажутся такими сладкими; а между тмъ эти-то несчастія и могутъ указывать намъ на спасеніе. О желаніе! какъ далеко ты отъ мудрости! Ты не въ состояніи запретить себ отвдать того, чего ты не хочешь, хотя разумъ плачетъ и кричитъ теб: все потеряно!

XXV.

Въ самомъ дл съ самаго начала я могла сказать себ: этотъ человкъ обманщикъ, и я знаю примры его чернаго предательства; я узнала, въ сколькихъ садахъ онъ пустилъ свои корни; я видла, что его улыбкой позолоченъ обманъ; я знала, что клятвы для него были только путемъ къ разврату; я говорила себ, что его письма и искусныя рчи были только чернымъ отродьемъ его развратнаго сердца.

XXVI.

При такихъ условіяхъ я долго охраняла свою крпость, когда, наконецъ, онъ началъ осаждать меня такъ. Прелестная двица, найдите въ своемъ сердц какое нибудь чувство снисхожденія къ моей страждущей юности и перестаньте не доврять моимъ священнымъ клятвамъ; до сихъ поръ еще никому я не отдавалъ своей привязанности, которую теперь и предлагаю вамъ; правда, я бывалъ увлеченъ на торжества любви, но вы первая, которую я самъ туда приглашаю и которой предлагаю свои клятвы.

XXVII.

Вс ошибки, которыя, какъ вы видли, длалъ я въ свт, только заблужденія чувствъ, но не сердца. Ихъ причина не любовь; он могутъ быть только тамъ, гд съ обихъ сторонъ нтъ ни искренности, ни нжности. Если нкоторыхъ женщинъ эти отношенія привели къ позору, то вдь он сами искали его, и я тмъ мене раскаяваюсь, что он боле виноваты въ моей ошибк.

XXVIII.

Среди всхъ женщинъ, виднныхъ мною, нтъ ни одной, которая бы настолько воспламенила мое сердце, какъ вы; нтъ ни одной, которая внесла бы хотя малйшее смущеніе въ мое настроеніе духа; ни одна изъ нихъ не наполняла своею прелестью моего свободнаго времени. Я наносилъ имъ вредъ, но он никогда не могли сдлать этого мн. Я предоставилъ ихъ сердцамъ свою вншнюю оболочку, но мое сердце было всегда свободно и всегда оставалось полновластнымъ господиномъ своихъ владній.