Шрифт:
И о том, что народ в Архипелаге ужасно не любит путешествовать зимой, а потому на ближайший рейс "Веселого Голландца" продано всего четыре билета (не считая трех бесплатных, выданных лицеистам). А также о том, что судоходная компания, которой принадлежит "Веселый Голландец", уже давно разорилась бы с таким спросом на пассажирские перевозки, если бы не додумалась загружать пустующие домики на левиафан-каравелле грузами и почтой. И даже о том, как осрамились утром бойцовые коты с Былин-острова!
Пожалуй, в другое время многое из этого показалось бы ребятам интересным.
Но в тот день они лишь тоскливо поддакивали, с надеждой вглядываясь в морскую даль – не вынырнет ли из-за череды чужеземных парусников знакомая громадина "Голландца"?
Их ожидания не были напрасными.
Вскоре над портом разнесся мощный рев – это чудо-юдо предупреждало всех о своем прибытии!
А уж когда "Голландец" причалил и гном-корабельный по имени маэстро Кубеллан собственной персоной спустился по трапу на пристань, чтобы проверить у пассажиров посадочные билеты, радости ребят не было предела!
– День добрый, маэстро Кубеллан! – закричали они.
– Что ж... здравствуйте, ребята! Мне помнится, я вас уже возил когда-то! Но что, скажите мне скорей, вы делаете здесь, в стране хрулей? – Кубеллан, как и в старые добрые времена, говорил исключительно стихами.
– Это долгая история... Если хотите, мы расскажем вам ее потом! – улыбнулся Денис.
– Обожаю долгие истории! Особенно, про неизведанные территории! И далекие акватории! – довольно потер руки корабельный. – Ведь ваша история – она именно такая? Забавная и смешная?
– Ну... немножко смешная, – кивнул Денис. – Хотя в основном все-таки страшная.
– И страшную историю послушать я не прочь. Особенно когда над морем воцарится ночь! От историй страшных мне отлично спится! Так значит, перед тем как спать ложиться, ко мне вы заходите на чаек, расскажете мне все как есть. Идет?
– Идет! – хором отвечали ребята. – А правда ли, что "Веселый Голландец" плывет на остров Буян?
– Конечно на Буян! Куда ж деваться? Такой наш рейс – не вправе отказаться! И хоть волшебников там нынче маловато, мы все ж туда заходим как когда-то!
– А Берендей Кузьмич там, на Буяне, сейчас есть? – спросил Максим.
– Увы, не знаю. Я редко каравеллу покидаю.
– А Длинноус? – спросил шошарр.
– А Длинноус быть должен, это точно! Пакет ему везу я очень срочный!
Шошарр даже подпрыгнул от радости.
Тем временем Денис, Леся и Максим заметили, что на трап позади них вступили четверо деловых хрулей-пассажиров. Это значило, что отрывать Кубеллана от исполнения его прямых обязанностей корабельного праздными вопросами теперь было нельзя.
– Скажите, маэстро Кубеллан, а в каком домике мы можем поселиться? – спросила Леся. быстро протягивая корабельному билеты и квитанцию на провоз Тиши.
– В каком душа желает! Все пустые! Любой берите – вы же детки непростые!
– Мы хотели бы как в прошлый раз – в "Человечьем №7", – попросил Максим. – По старой памяти...
– Пусть будет семь! Его для вас не жалко мне совсем! Устраивайтесь там, как будто дома! Ведь все на каравелле вам знакомо! – Кубеллан сделал радушный жест, приглашая ребят на борт.
Через секунду ребята уже стояли на спине гигантского кита.
Сияя улыбками, они бодро зашагали по главной аллее к знакомому особнячку, предвкушая сытный обед, которым непременно угостит их волшебный горшочек-самовар модели "Алхимик-17".
И даже Тиша перестал ворчать, позабыл о своем штопоре, и принялся вслух мечтать о свежих чипсах и фухтелях...
ИСТОРИЯ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ, В КОТОРОЙ ПОЯВЛЯЕТСЯ СЫЩИК ШУКАЙ-НАХОДИ
– Ну вот и закончилось наше приключение, – с грустью сказал Денис, когда шпили и башни Гуляй-Сарая растворились в дымке.
– Неправильно ты, Денька, говоришь. Надо не так, – возразил Максим. Он состроил глуповато-бодрую физиономию, как у ведущего телешоу, и, размахивая руками, торжественно провозгласил:
– Ну вот, дорогие телезрители! Так и закончилось наше приключение!
Денис улыбнулся, а Леся, выйдя из глубокой задумчивости, покачала головой.
– А я вот не поверю, что все закончилось, пока не увижу, как Тиша передает Хрусталь-Ключ в руки Длинноуса.
Максим, однако, не разделял ее пессимизма.