Слабо улыбнувшись, я принял из ее рук стопку книг и большую чашку горячего шоколада с мексиканскими специями.

Я устроился у большого окна рядом с небесным глобусом Коронелли [73] и, не откладывая дела в долгий ящик, взялся за книги.

Атмосфера как нельзя лучше способствовала работе. Тишину нарушал только шелест переворачиваемых страниц и мягкое шуршание ручки. На столе передо мной лежало несколько тщательно отобранных справочных изданий: «Что такое литература» Жана Поля Сартра, «Lector in fabula» [74] Умберто Эко и «Философский словарь» Вольтера. За два часа я исписал добрый десяток страниц. Я чувствовал себя в родной стихии: книги, тишина и покой, как будто я снова преподаю в школе литературу.

— Вау! Да здесь как в университете!

Мило ввалился в величественный зал, словно грязный пес в элегантную гостиную.

Кинув сумку на кресло, он заглянул мне через плечо.

— Ну, нашел что-нибудь?

— Я составил план действий, но нужна твоя помощь.

— Без проблем!

Я надел на ручку колпачок и заговорил:

— Надо распределить обязанности. Ты вернешься в Лос-Анджелес и попытаешься найти уцелевший экземпляр книги. Знаю, шансов мало, но, если его уничтожат, Билли точно умрет.

— А ты?

— Повезу ее в Париж к врачу, которого посоветовала Аврора. Надо приостановить развитие болезни. Но главное…

Я сложил раскиданные по столу листы бумаги, собираясь с мыслями.

— Что главное?

— Я должен написать третий том, чтобы Билли вернулась домой.

Мило нахмурился:

— Не понимаю, почему ты так уверен, что, написав книгу, отправишь ее обратно?

Я взял блокнот и постарался четко, в манере доктора Филипсона, изложить все, что передумал за последние два часа.

— Ты, я, Кароль — мы живем в реальном мире. Это настоящая жизнь, в ней мы совершаем различные поступки и сталкиваемся с себе подобными, то есть с людьми.

— Это понятно.

— Но есть еще и воображаемый мир — мир литературы и вымысла. Там до недавнего времени жила Билли.

Для большей убедительности я нарисовал табличку:

— Продолжай, — потребовал Мило.

— Как ты сам сказал, Билли пересекла границу между двумя мирами благодаря типографской ошибке. Сто тысяч бракованных экземпляров книги открыли ей дверь в другое измерение.

Мило одобрительно хмыкнул.

— И вот, попав в непривычное окружение, Билли стала терять силы.

Мило подскочил.

— Значит, единственная возможность не дать ей умереть здесь — это найти последний бракованный экземпляр…

— А чтобы отправить ее обратно, надо написать третий том. Так она сможет вернуться туда, откуда пришла.

Мило с интересом рассматривал схему, но его явно что-то смущало.

— До тебя так и не дошло, почему третий том позволит ей вернуться домой?

— Честно говоря, нет.

— Ладно, слушай. Объясняю еще раз. Как по-твоему, кто создает воображаемый мир?

— Конечно, ты! Ну, то есть писатель.

— Ты прав. Но я проделываю лишь половину работы.

— А вторую кто?

— Читатель…

Мило озадаченно посмотрел на меня.

— Вот смотри, что написал Вольтер в тысяча семьсот шестьдесят четвертом году, — сказал я, показывая свои записи.

Склонившись над блокнотом, он прочитал вслух:

— Самые нужные книги — это те, в которых половину читатели додумывают сами.

Я вскочил из-за стола и принялся убеждать его:

— Давай подумаем, что такое книга. Всего-навсего определенная последовательность букв. Чтобы рассказ стал рассказом, недостаточно поставить финальную точку. У меня в столе лежит несколько незаконченных произведений, но они мертвы, ведь их никто не видел. Книга оживает благодаря читателю. Именно он вдыхает в повествование жизнь, создавая у себя в голове воображаемый мир, в котором существуют персонажи.

Нашу беседу прервала страдающая от безделья библиотекарь. Она принесла Мило чашку горячего шоколада со специями. Сделав глоток, мой друг заметил:

— Каждый раз, когда очередной роман выходит в продажу и начинает жить своей жизнью, ты говоришь, что больше он тебе не принадлежит…

— Так оно и есть! Книга принадлежит читателю. Он перехватывает инициативу: поселяет персонажей в своем воображении, по-своему интерпретирует некоторые пассажи, находя те смыслы, о которых я даже не задумывался. Но все это часть игры!

Мило внимательно слушал и строчил в моем блокноте:

Я не сомневался в своей теории, ведь я всегда считал, что книга по-настоящему рождается, лишь попав в руки читателей. Едва научившись складывать буквы, я пытался проникнуть как можно глубже в воображаемый мир любимых книг: предвосхищал события, высказывал тысячи предположений, пытался опередить автора, а перевернув последнюю страницу, придумывал продолжение истории. Читательская фантазия позволяет тексту выйти за границы напечатанного и обрести настоящую жизнь.