Шрифт:
– «Но что получается? Если Градов не выиграет выборы, то дети-сироты останутся без нового дома? Кто и как объяснит им потом, что они были просто козырем в политической игре?!» – Голос у него сорвался, он отшвырнул газету.
– Не обращай внимания, – усмехнулся Сергей, рассматривая свой носок, к которому прицепилось нечто, напоминающее скелет мойвы. – Это твой конкурент проплатил, ты ж понимаешь!
– Извини, пива с горя вчера выпил! – Юрка отцепил от его носка рыбный скелет и выбросил в открытую форточку.
Барышев рассмеялся и вдруг, словно иглу в сердце, загнал вопрос:
– Ты мне лучше скажи, когда ты женишься?
– Серег, при чем тут это?! – вспылив, завопил Градов. – Я о серьезных вещах говорю!
– Я тоже. Это что? – Сергей ткнул пальцем в пятно на его брюках. – А это? – указал он на сковородку с яичницей. – Притон дикого холостяка, а не квартира будущего мэра!
Юрка переставил сковородку и кружку на стол. Потер пальцем пятно на брюках.
А если б и правда Марина пришла, а он – в таком виде? В засаленных штанах ее, мокрую, на руки – и на диван? А на диване порошок стиральный рассыпан – бог знает, откуда он взялся… Да что ж это Серега так насмешливо на него смотрит? На лице у него, что ли, написано, как он Маринку к себе прижимает, согреть хочет, одеялом укутать и чаем горячим с медом напоить, если кружка, конечно, чистая в доме найдется.
– Мне директриса детдома звонила, – мрачно буркнул Юрка, переводя разговор с опасной темы. – Дети, говорит, телевизор посмотрели и теперь спрашивают: «А дядя строитель нас не бросит?»
– Дядя строитель не бросит, – хмыкнул Сергей. – Я ведь не только тебе обещал, но и Ивану Петровичу.
– Какому еще Ивану Петровичу? – насторожился Юрка.
У Барышева в глазах опять мелькнула насмешка, он встал, ударил Градова по плечу.
– Голубеву. Ты разве не знаешь? Избранник Марины.
– Избранник?! – Юрка схватил Барышева за грудки. – Ты… – Он задохнулся теперь не от дыма, от гнева. – Кто он?
– Поехали, познакомлю, – невозмутимо ответил Сергей, даже не пытаясь оторвать его руки от своего пиджака.
– Я же его убью…
– Не думаю. Он тебе понравится.
Барышев подмигнул ему и пошел в коридор обуваться.
Дождь промочил ее насквозь – зонтик она конечно же забыла дома, – но Марина не ощущала ни намокшего платья, ни мокрых волос, которые она, как назло, сегодня не заплела в косу, а распустила.
Думать она могла только об одном – вчера из опеки уволилась толстая тетка с золотыми цепями, и на ее место пришла интеллигентная пожилая женщина, которая, просмотрев ее бумаги, доброжелательно посоветовала:
– Попробуйте новые документы собрать… Эти уже устарели, три месяца прошло. И… зарплату чуть-чуть увеличить бы…
Она так произнесла – «увеличить бы», – что Марина поняла, можно немного схитрить. Не обмануть, а, например, приплюсовать к доходам деньги отца.
Геннадий Валерьевич вышагивал рядом с ней, тоже очень мокрый и крайне воодушевленный.
– Заявление новое в опеку я уже написала! – взахлеб рассказывала ему Марина. – Галина Федоровна мне отличную характеристику выдала! Еще, пап, понадобится справка о зарплате. У меня она маленькая. Если что – будем ссылаться на твою!
– Само собой! – отозвался отец.
Он на ходу снял куртку, отжал ее и снова надел.
– Жилплощадь тоже твоя. Понадобится заявление, что ты не против, чтобы прописать Ваню.
– Ну, конечно, не против! – возмутился отец. – О чем ты говоришь! Что там еще?
– Справка о состоянии моего здоровья, об отсутствии судимости… и еще куча справок! Надо быстро их собрать, потому что они действительны в течение трех месяцев!
– Вот бюрократы! – опять вскипел отец и ускорил шаг. – И когда ж их только повыведут?!
– Папа! Будь оптимистом!
– А я кто? У нас иначе нельзя! У нас только оптимисты до моего возраста доживают.
Они подошли к крыльцу детского дома, поднялись по сбитым ступеням к ветхой двери.
– Ну, я пришла. До вечера, пап. – Марина тряхнула мокрыми волосами и вдруг подумала: видел бы ее сейчас Юрка! Сразу бы разлюбил такую мокрую курицу…
– Ужин сам приготовлю, – пообещал отец.
– Только пока на двоих, пап, а не на четверых, – засмеялась Марина.
– Ты мне тут не указывай, сколько щей варить! Тренироваться никто не запретил.
Он развернулся и пошел бодрым размашистым шагом, словно торопясь на репетицию по приготовлению ужина для большой дружной семьи.
Дождь вдруг закончился, и выглянуло солнце.
Градов пару раз пролетел на красный и развернулся в неположенном месте, но не потому, что на его «Мерседесе» стояли номера администрации, а потому, что… сердце рвалось от воспоминаний…