– А если будут не только розовые? – жалобно переспросил бас. – Можно белых половину, очень даже…

– В общем, так, – перебила Надя. – Либо вы нам подтверждаете пять сотен розовых роз, либо… – Она обратилась к девушкам: – Кто нам сегодня со скидкой предлагал цветы?

– Да кто только не предлагал! – включились в игру девчонки. – Такой заказ выгодный, все телефоны оборвали!

– Так чего я тут «Орхидею» какую-то уламываю?! – громко «возмутилась» Надя.

– Постойте! – взмолился бас. – Будут вам самые розовые розы с самыми большими скидками! Дайте полчаса!

– Вот так бы давно! – фыркнула Надя. – Тридцать минут у вас есть. Та-ак… – нажав отбой, она оглядела свой стол. – С розами разобрались, теперь займемся…

– «Продо»! – подсказала ей Вика, пододвигая папку. – Вот тут все материалы.

– Устроим праздник по высшему разряду. Итак, начнем совещание, девочки. Нужно решить, где будем закупать продукты!

Девицы послушно расселись за столы и подобострастно уставились на Надю.

«Ну, ты даешь! – опять подивилась себе Надя. – Димочка, что со мной?»

Грозовский промолчал.

Надя знала – он молчит, когда обдумывает что-то важное.

Барышев прилетел из Петербурга в приподнятом настроении, поцеловал ее и безмятежно сказал:

– Правильно, что не поехала. Сам в два счета управился. Как тебе мой подарок?

Неужели ничего не понял, ничего не заметил? Неужели Погодин ни словом о ней не обмолвился?

– Спасибо, Сережа. Красивая брошка. Только… мне и надеть-то ее сейчас некуда.

– Ничего, вот будем обмывать избрание Юрки мэром, тогда и наденешь!

Он как ни в чем не бывало разобрал чемодан и сообщил, что чуть с голоду в Питере не умер.

И ни слова о Погодине.

А раз ни слова, значит, понял все, догадался…

А если догадался, то почему нет той бешеной ревности, которой он изводил ее в первые годы семейной жизни?

Может – перегорел? Привык? Не чувствует соперника в молодом черноволосом и синеглазом красавце, хотя вчера еще боялся отпустить ее хоть на шаг от себя?! Что происходит?..

В ночь перед выборами Ольга плохо спала – все думала и перебирала варианты ответов на вопрос, почему Сергей так спокоен, так немногословен и невозмутим.

Будильник прозвенел в шесть утра.

– Сегодня выборы, – сообщил диктор региональных новостей.

– Сегодня выборы! – передразнила его невыспавшаяся Машка.

– Понятно, почему мы так рано встали, – проворчал Костик в кровати.

– А вас никто и не поднимал. Спите! – сказала Ольга.

– Ага, спите! – Маша натянула шорты, майку, недовольно тряхнула непричесанной головой. – Да вы топаете как слоны!

В комнату зашел Барышев – голый по пояс, свежий, сияющий, с полотенцем через плечо, – и скомандовал:

– Так, Маша, Костик, не спать! Держать кулаки за дядю Юру! – Он обнял Ольгу, потерся свежевыбритой щекой об ее щеку. – К тебе это тоже относится!

– Это уж само собой! – усмехнулась Ольга. – Потому что, если твой Юрка не выиграет, мы тут до следующих выборов зависнем.

– Не зависнем! – Он довольно расхохотался. – У Юрки нет выбора, он должен победить! Оль, мои новые носки с биркой, я помню, они здесь лежали…

Сергей начал перерывать шкаф.

– Сережа! Ты в Питер их брал! Если только бирку не оторвал…

– Точно. – Он замер, весело глядя на Ольгу. – Я носил там носки с биркой! И договор в них подписывал!

Почему он ее не ревнует?.. Не срывает в бешенстве со стены картину? Не говорит, что «Питер Ренессанаса» с его директором в их жизни больше не будет?!

Неужели ему плевать, что серебристый «Мерседес» с «крыльями чайки» догоняет ее на трассе только для того, чтобы еще раз – последний, – Егор на нее взглянул?

– Паспорт, пропуск, деньги… – прыгая на одной ноге и надевая носки, бормотал Сергей. – Только бы ничего не забыть!

Перед тем как выйти, он поцеловал ее как ни в чем не бывало, и в этом поцелуе было столько привычки, что Ольга невольно вспомнила страстно подхватившие ее руки Погодина.

«Мерседес» летел по шоссе со скоростью сто сорок километров в час.

«Все равно я тебя увижу», – твердил про себя Егор, ощущая феерическую, окрыляющую радость от того, что каждый пройденный метр дороги приближает его к Ольге.

«Все равно увижу, увижу! И пусть твой муж считает меня смазливой пустышкой и балаболом, я люблю тебя, люблю, люблю… И это даже лучше, что он не ревнует. Не будет мешать. А я докажу, что люблю тебя так, как никто полюбить не сможет…»