Дьявол помолчал и уныло посмотрел на ученика.

— А вместо этого ты подходишь к нему, Филипп, и начинаешь утешать. — Люцифер то ли говорил, то ли вздыхал. — И это еще не все. В довершение ко всему, ты становишься лучшим другом этой очкастой обезьяны!

— Не очень-то красиво называть его очкастой обезьяной, — сказал Филипп.

— Знаю! — На этот раз Люцифер почти рычал. — Но в этом весь смысл!

— А мне это кажется неправильным, — сказал Филипп и тяжело опустился на свой электрический стул. — Я пытаюсь. Я пытаюсь, но я привык помогать людям, а не вредить им, не злить, не заставлять их делать то, в чем они потом будут раскаиваться. Мне это не нравится.

Люцифер отмахнулся:

— Нравится, Филипп. Ты такой же, как все другие. Это есть в тебе и всегда было. Надо только разжечь то, что теплится. Но, может быть, ты уже кое-что усвоил.

Люцифер задумчиво потеребил бородку клинышком, глядя на Филиппа, глядя внутрьФилиппа, который беспокойно заерзал на кресле. Он чувствовал, как взгляд Люцифера копается в его голове. Казалось, что в его мозгах завелся червяк.

— Может, мы подходим к делу не с той стороны, — прошептал Люцифер, обращаясь больше к себе, чем к Филиппу. — Может быть, нам надо идти другой дорогой. Но я не вижу…

Неожиданно он встал и подошел к стремянке, стоявшей у стеллажей. Забрался наверх и вернулся с досье Филиппа. С шумом бросил его на письменный стол и стал переворачивать страницы, как будто… ну да, как будто он сам всюду следовал за Филиппом.

Филипп смотрел на него с растущим напряжением. Люцифер уже рассказывал Филиппу, что в досье написано о нем все; что оно само постоянно включает новую информацию. А это означало, что там написано, как Филипп и Сатина открывали запретную дверь и что они читали дневник Люцифера?

— Давайте-ка посмотрим, давайте посмотрим, — бормотал Люцифер, его палец пополз по странице. — Мне кажется, что я видел что-то… Милый, приятный, ла-ла-ла, всегда учит уроки и… Я так и думал, вот оно!

— Люцифер поднял голову, но на этот раз во взгляде не было ни злобы, ни гнева. А только… сострадание?

— Здесь написано, Филипп, — сказал он, — что у тебя нет друга. Это правда?

Филипп заморгал, этого он не ждал.

— Неужели у тебя на самом деле нет одного самого обычного друга, Филипп? Такого, на кого ты мог полностью положиться, с которым можно было играть, чувствовать себя хорошо?

Первой всплыла в памяти Сатина. Но ее он встретил только две ночи назад, так что ее можно не считать, догом он подумал о Мортене из его класса. Когда-то давно они дружили. Но после случая с футбольным мячом, попавшим в кухонное окно, Морген не сказал ему и двух слов. Третьим, о ком Филипп подумал, был кто?.. да никто. Голова пустая, выбирать не из кого.

— Такого друга, для которого ты можешь сделать все, и который для тебя может сделать все? — продолжал Люцифер, и голос его, казалось, становился все добрее и добрее. — Всего лишь одного-единственного друга?

— Нет, — тихо сказал Филипп. — Кажется, такого нет.

— Да, но, мой милый друг, это же ужасно. — Люцифер с грохотом захлопнул досье.

Филипп вздрогнул, но по какой-то причине звук подействовал завораживающе. Как тогда, когда гипнотизер щелкает пальцами, чтобы заставить тебя заснуть.

— Вот видишь, что получается, когда хочешь быть хорошим мальчиком. Нет друзей, нет веселья. Только мытье посуды, уроки и… одиночество.

Дьявол наклонился, красные прожилки в его глазах пропали. Глаза стали ясными и темными, как ночное небо.

— Но ты можешь все это изменить, Филипп, мальчик мой. Ты можешь изменить это прямо сейчас.

— Как это понимать? — спросил Филипп. Голос его звучал неотчетливо. Как будто он только что проснулся. Или только что плакал.

— Это я тебе скажу.

Люцифер даже не пошевелился. Но казалось, что он приблизился к Филиппу.

— Хочешь завоевать сразу несколько друзей, Филипп? Хочешь, чтобы кто-тозахотел стать твоимдругом, а не наоборот? Чтобы кто-то смотрел на тебяс восхищением, сделал все что угодно, чтобы завоевать твоюдружбу?

— Я не понимаю, что вы…

— Мне кажется, ты прекрасно понимаешь. Но боишься в этом признаться. Не бойся, Филипп. Я твой друг. Я тебе помогу.

Люцифер положил руку на досье Филиппа.

— На физкультуре и во время перемен. Всегда одно и то же, ведь правда? Когда делятся на две команды, Филипп остается не у дел. Его никто не выбирает, его никто не хочет. Филиппу плохо каждый раз и больно, когда он слышит, что он никому не нужен. Так?

Филипп покачал головой. Ему было плохо. Как будто мысли отяжелели.