Шрифт:
— Филипп? — снова прозвучал голос. На этот раз голос был более отчетливый, и когда он попытался ответить, это получилось.
— Да? — сказал он.
Филипп открыл глаза и увидел черное, как у древнего ящера, лицо с длинными рогами и желтыми горящими глазами.
Он чуть не охнул от страха, но подавил этот позыв.
— Я так и подумал, что это должен быть ты, — сказал демон, и его острые зубы обозначили дружескую улыбку. Филипп узнал его. Это был тот грагорн, который кричал на переносивших камни и хлеставший их кнутом, если те слишком долго отдыхали.
Филипп посмотрел по сторонам и увидел, что лежит на деревянном столе.
Комната была темной и большой, с длинными столами и стоявшими рядом деревянными скамейками.
Демон осторожно смочил его лоб влажной тряпкой.
— Где же… — начал Филипп, но сухой кашель прервал его вопрос.
— Спокойно, дружок. Пей. Я думаю, это тебе нужно.
Грагорн протянул ему кувшин с водой, и Филипп начал ее глотать.
Он сделал еще одну попытку:
— Где же я?
— В нашей столовой, — ответил палач. — Я вытащил тебя в последнюю секунду. Я увидел в грязи твой черный плащ. На грешниках нет одежды, поэтому я понять не мог, что случилось. И что же вытащил мой кнут из грязи? Грязного мальчишку, очень похожего на того странного парня, о котором рассказывала моя дочь.
— Ваша дочь? — Филипп уставился на демона. — Вы говорите о Сатине?
Грагорн кивнул:
— Она много болтала о своем новом друге. О мальчике по имени Филипп, у которого нет рогов на лбу и крыльев на спине.
— Вы папа Сатины? — недоверчиво повторил Филипп, и не понимая, как грубый великан может быть отцом такой изящной и красивой девочки, как Сатина.
— Да. — Демон выпрямился на стуле и улыбнулся гордой отцовской улыбкой. — Тебе кажется, что она не похожа на меня?
— Нет-нет, — ответил Филипп и почувствовал, как его волосы взлетели от громкого смеха грагорна.
— Она рассказывала, что ты очень вежливый, а еще, что ты абсолютно не способен лгать! — засмеялся стражник и хлопнул себя по ляжкам. — Сатина никогда не была на меня похожа, и в этом ее счастье. Да, Сатина похожа на свою мать, и больше ни на кого. Но я, друг мой, тоже люблю приветливость. А зовут меня, между прочим, Чернорог.
Смех утих, и папа Сатины кивнул в сторону плаща Филиппа, испачканного в грязи:
— Тебе повезло, что я тебя заметил. Если бы не плащ, лежал бы ты сейчас в земле. А за каким чертом тебя туда занесло? В цепях и так далее?
— Тут замешан Азиэль, — тихо сказал Филипп.
— Азиэль? — повторил Чернорог. — Это дело рук Азиэля? Похоже на него, проклятого. Он тебя преследует?
Филипп пожал плечами. Ему не хотелось выглядеть слабаком в глазах папы Сатины. — У нас были стычки. Ничего серьезного.
Чернорог улыбнулся и покачал головой:
— Да-да, ну ладно. Иногда парень заходит слишком далеко, но, пожалуй, можно похвалить его за изобретательность. Хорошо, но надо бы тебе помыться, парнишка. Ты сейчас чуть ли не грязнее меня.
Чернорог бросил тряпку в таз, стоящий на полу.
— Послушай. Моя работа на сегодня кончилась. Пойдем вместе ко мне домой. Там помоешься горячей водой, перевяжешь раны, пока постирают твой плащ. Останешься пообедать. Сатина обрадуется.
Филипп открыл рот, чтобы ответить, но демон опередил его и похлопал по плечу.
— Договорились, — сказал он. — Как ты думаешь, сам идти сможешь?
Филипп кивнул, хотя ноги все еще были тяжелыми и напоминали желе.
— Хорошо, парень. Пошли.
Чернорог встал и направился к двери, хихикая.
— Похожа на отца? Вы такое слышали? Очень может быть, у парня нет рогов и крыльев, но что у него есть, так это чувство юмора.
Филипп пошел за ним, от ног к спине с каждым его шагом передавалась дикая боль.
— Сокровище мое, я дома! — крикнул Чернорог, открыв дверь в дом. Демон был такой большой, что ему приходилось наклонять голову и проходить в нее боком.
— Обед почти готов! — ответил голос их кухни. По-видимому, это была мама Сатины. В сравнении с грохочущим голосом Чернорога ее голос был нежным и элегантным, как выглаженный шелк.
— Надеюсь, ты приготовила много, потому что я привел гостя.
Чернорог подмигнул Филиппу и дал знак идти за ним на кухню, где мама Сатины что-то помешивала в кипящем котле. Запах был привлекательным, и живот Филиппа забурчал.