За мной и грехов-то почти нет, а уж к тому, в чём обвиняла кошек рассвирепевшая толпа, я точно непричастен. И вот теперь, стало быть, надо мне заделаться котом-бегуном — удирать со всех ног! Я начал осторожно отступать, но в панике перепутал направление. И вскоре оказался, совершенно того не желая, на широкой мощёной улице, которая освещалась факелами безумствующей толпы. Группы разъярённых демонстрантов, искавших чёрных кошек, выкрикивали:

— Где б они ни прятались, мы их найдём!

— Разбежались, твари... Ничего, всё равно отыщем!

— Уж мы их проучим!

Кого я только не повидал в тот злополучный вечер! Взлохмаченных женщин с кухонными ножами и орущих детей с рогатками, юношей с гарпунами и дровосеков с топорами, мясников с секачами и пьяниц с разбитыми бутылками... Все они преследовали четвероногую добычу, и глаза у всех горели жаждой мести.

Я видел, как люди разбивали витрины лавок, где продавался кошачий корм. Видел их лица, искажённые в свете факелов, когда они стучали в двери и спрашивали полусонных хозяев, нет ли в доме чёрных кошек. Видел, как они устраивали засады на улицах, вооружившись молотками, и жгли костры.

Нужно где-то спрятаться, пока я не угодил в их цепкие руки! Я вбежал в извилистый тёмный переулок. Позади слышались шаги и голоса. Переулок упёрся в высоченную кирпичную стену. Я с трудом вскарабкался на неё, прыгнул и приземлился в маленьком дворике, вымощенном плиткой. Прямо передо мной светилось полуоткрытое окно с вышитыми занавесками. Два-три бесшумных прыжка, красивое сальто — и я спрыгнул с подоконника в тёплую кухню. На огне в кастрюле что-то тихонько побулькивало. На столе стоял противень, полный ароматной пахлавы. Я не сдержался, окунул лапу в сироп и принялся её лизать.

— Ах ты!.. Чёрная кошка!

Поворачиваюсь на крик — и вижу краснощёкую толстуху со светлыми волосами, собранными в пучок. Она выхватывает из раковины секач, с которого капает мыльная пена, и в бешенстве бросается на меня.

Я спрыгиваю со стола, проскакиваю между её ногами и вылетаю в коридорчик. Тупик! Оборачиваюсь — и вижу страшные глаза Смерти: толстуха уже занесла секач над моей головой. Только чудо может меня спасти.

И чудо происходит! Внезапно из норки выскакивает серый мышонок, молниеносно взбирается по толстухиной ноге и исчезает в складках её юбки.

Толстуха издаёт душераздирающий вопль, секач выпадает у неё из рук и втыкается в паркет, а сама она трясётся, бьёт себя по бокам и подскакивает, словно отплясывает на танцплощадке, усеянной морскими ежами. Одновременно открываются две двери, ведущие в коридор. Из одной появляется удивлённый старик в полуспущенных штанах и с рулоном туалетной бумаги в руках, из другой высовывается сонный лысый господин в пижаме цвета тресковой икры, прижимающий к груди грелку.

Мышонок выскакивает из толстухиной юбки на паркет и бежит ко мне. Я его тотчас узнаю. Это мой друг Пискля.

— Сюда! — кричит он.

Мы мчимся через спальню, тускло освещённую масляной лампой, и выпрыгиваем в окно на грядки помидоров и артишоков.

— Как ты здесь оказался? — спросил я, когда мы уже перевели дух, укрывшись за большими листьями артишоков.

— Что значит — как оказался? Я тут живу поблизости. Дом Анестиса Анапеста, поэта, в соседнем квартале. А у мадам Бебелеску в чулане такие потрясающие сыры, ты себе не представляешь! Обалденные!

— Что за мадам Бебелеску?

— Ну та, что гналась за тобой с секачом! Я часто прихожу полакомиться её сырами. Её муж, этот лысый с грелкой, — сыровар, между прочим, а её тесть — владелец семи пирожковых, где делают вкуснющие сырные пирожки. Замечательная семья!.. О, пока не забыл: я нашёл отличный стишок для твоей дамы сердца. Послушай:

Хорошо, правда?

— Хорошо... Но знаешь, у меня сейчас другие заботы.

— Какие ещё заботы? Ты о чём?

— А ты ничего не слышал?

— А, нуда... Гонения на чёрных кошек. Благая весть! Ой, извини... Прости... Не сообразил... Я забыл, что ты чёрный.

— Конечно, чёрный! А какой же ещё?

— Да-а... Держись, дружище! Перемелется — мука будет. Вон гляди — нас, мышей, ведь постоянно преследуют, днём и ночью. Одно спасение — мышиные норки. Кстати, раз уж об этом заговорили... до моих ушей дошла одна новость, она должна тебя заинтересовать.