— А ведь ты негодяйка! Чуть не отправила мужика на тот свет. Неужели думала, что только с твоих слов арестуем и посадим его?

— Он и без того едва дышит. Кем он работает? Где? — поинтересовался Илья Иванович.

— Он коммерческий директор торговой фирмы. Занимается машинами. Фирма закупает их за рубежом по заказам и продает здесь и по всей области. Говорят, что у них неплохо шли дела,— ответил Анискин и предложил:

— Пронину пока придется вернуть в камеру. Так я понимаю. С этой девицей нам предстоит поработать всерьез. Ишь, как ей понравилось мстить! А ведь я едва ни поверил,— сокрушался Анатолий Петрович.

Когда оперативники увели Верку в камеру, Илья Иванович с капитаном вышли во двор покурить и увидели на обледенелых ступенях Димку, он торопливо докуривал сигарету.

— Ты чего тут торчишь? Мы думали ты уже в Калининграде!

— Мама слегла. Свалил приступ. Сторож магазина— наш сосед, сказал ей, что меня забрали в милицию с бандой воров... Я чуть ни потерял мамку. Теперь уж и впрямь никуда не поеду. Мать у меня одна,— сказал совсем по-взрослому.

— А почему ты ни с нею?

— Верку жду. Сегодня моя очередь ее кормить.

— Эх ты, лопушок доверчивый! Пошли поговорим. Кое-что тебе узнать нужно. Не надо идеализировать ту, какая доброго слова не стоит,— вернулись люди в кабинет.

Через полчаса Димка вышел из милиции и торопливо побежал домой. Он сам себя ударил кулаком в лоб, чертыхнулся и сказал самому себе вполголоса:

— А ведь и верно, кто много имеет, тот мало живет...

К концу дня Илье Ивановичу позвонил Абрамов. Он уже пришел в себя и попросил о короткой встрече:

— Я не питаю радужных надежд на Веру. Она слишком избалована и капризна. Измучила меня и мать. Мы устали с нею. Хочу отправить ее к родне в Израиль, пусть там поживет, может образумится.

— У нее есть парень,— напомнил криминалист.

— Такой же отморозок как и сама. Пусть привыкают жить самостоятельно. Хотя бы год о себе позаботится, может, втянется, выровняется. Ведь и меня поймите, я не бесконечен. Ее одну содержать нелегко. А когда их станет двое, потом трое, это никому не по силам. Пусть научится соизмерять большие запросы с малыми способностями. Тогда многое на свои рельсы встанет. Поймет истинную цену себе и окружающим. Хватит всех изводить.

— Но кто ее возьмет, кому она нужна?

— Возьмут ради меня, но в ежовые рукавицы. Ей некуда будет деться и некогда станет отвлекаться на глупости. Жалеть и баловать некому, там моя родня, ей она чужая. Я уже поговорил, ее ждут. Вере другого выхода не останется как жить по их требованиям и условиям. Иного не получится. Она мечтала туда попасть, пусть едет. Это последний шанс.

Посоветовавшись с Сазоновым, Илья Иванович передал Пронину отчиму, от души пожелав обоим удачи.

...Яшка в это время уже вернулся домой, приведя из садика Степку, предупредил, чтобы тот не уходил со двора на улицу и не носился по проезжей части дороги и по чужим дворам. Степка, как всегда, сделал вид, что послушался и стал лепить снеговика. Но рыхлый снег таял в руках мальчонки, и Степка вскоре устал, присел на скамейку возле калитки, смотрел на прохожих и не заметил, как к нему с дороги свернула Торшина:

— Привет, Степка! Чего один сидишь, иль все твои друзья разбежались от зависти? Ты ж у нас нынче первый герой! Весь поселок только о тебе говорит, как сумел воров в моем магазине поймать. Если б не ты, они б все выпили и сожрали. Сторож никудышний стал, совсем состарился со своим Трезором. Теперь мне пообещал Сазонов сигнализацию установить. Ох, и крутую! С нею ни собака, ни сторож не понадобятся.

— А мне Трезора жаль. Его сторож-дед совсем кормить не станет, а может, прогонит.

— Почему так думаешь?

— Старик тот скупой. Наверно, вовсе бедный. Сам жрет, собаке не дает. Трезор облизывается, а дед не видит.

— Эх, Степа! Этого старика дети забыли и вовсе не помогают. А на пенсию не разгонишься. На хлеб еще хватает, а вот на масло и сахар уже и не мечтай.

— А мне мамка тоже сахар не давала, говорила, что жопа слипнется,— вспомнил малец.

— Ты забудь ее. Тебе папка другую мамку приведет. Хорошую, она не обидит тебя.

— А где он ее возьмет?

— Найдет! Поселок у нас большой. Бабья хватает. Какую-то приглядит себе!

— А я не какую-то! Хорошую хочу, чтоб из дома под жопу не выгоняла ночью. Знаешь, как холодно на порогах спать. Утром встаешь, ноги болят. А домой идти страшно. Мамка, если пьяная, по морде даст и опять выкинет на двор. Хлеба не давала, я сам у ней воровал, когда сильно жрать хотел,— сопнул пацан обидчиво.

— Не повезло тебе,— вздохнула Валя, погладила мальчишку по щеке, обняла, прижала к себе накрепко.

— Я тебя в мамки хочу. Мы б с тобой дружились. Ты добрая и теплая. И у тебя дядьки нет, а у папки тетки.