— А старуха как? Свыклась?

— Давно нет ее! Как только встала «плесень», я ее мигом кибенизировал! Пообещал, коли воротится, лопату в ход пустить вместе с вилами. Ну она не захотела убедиться и слиняла благополучно.

— Нет, со старухой хреново!

— Зато они сговорчивее! — хохотнул Вася.

— Ты тоже с «мухоморкой» был? — удивился Андрей.

— По пьянке чего не приключается, может и наезжал на какую, не зарекаюсь. В поселке ни одна не обижается, и вслед не бранят! —умолк под громкий хохот.

— Эх, мужики! Мы над бабьем хохочем, они над нами. Но если по сути, друг без друга не обойтись никому. Природа свое возьмет, и никуда от нее ни деться.

— Колька! Ты это к чему бубенишь? Иль мало всех нас бабы накалывали?

— Пожалуй, на равных!

— Ни хрена! Я свою до армии пальцем не трогал. Берег, как цветок. Для себя, конечно. Чтоб после службы все честь по чести справить. Каждый день письма писал. Называл своею ласточкой и мечтой, солнышком и радостью. Дни считал до дембеля, до нашей встречи. А когда домой вернулся, такое о своей зореньке услышал, что душу в штопор скрутило. Враз и не поверилось. Решил сам убедиться. Вызвал ее вечером в лесок, прямо за домом, привел на лужайку и потребовал:

— Ну, признавайся, как меня из армии ждала? Сохранила ли честь девичью? Не осрамила ли себя и меня перед людьми и Богом?

— Ксюшка землей под ногами поклялась в непорочности. Даже я засомневался, а права ли сестра, рассказав об Оксанке мерзости? Ну, за про-перкой далеко не ходить. Завалил я свою девку на травку, задрал ей юбку и... Мама родная, чуть с ушами не утонул в ней. Ох, и обидно сделалось за брехню. Ведь рассчитывала, что я неопытный лопух и не разберусь ни в чем. А я в армии каждую неделю в самоволку линял, все к девкам, там такую практику прошел, никому не снилось. Короче, поднял Ксюшку с травушки, да как вмазал потаскухе по соплям, она в кусты кувырком улетела. Я ей и скажи:

— Тебя, как радость свою берег, а ты как себя вела, стерва окаянная? Вот тогда она и раскололась, что еще в пятом классе школы перестала быть девочкой. И когда со мной дружила, таскалась с другими ребятами по подвалам и чердакам. Но если я на ней женюсь, как обещал, она никогда мне не изменит. Но я уже не хотел попадать на ее крючок вторично. Послал подальше и ходу от Ксюшки. Поверите, месяца не прошло как ее взяли замуж. Приличный человек женился, а она по старой памяти и меня на свадьбу пригласила. Я пришел...

— Круто! — выдохнул кто-то из парней.

— Гостей на свадьбе целое половодье собралось. Оксанка, что королева наряжена. На голове венок и фата! Ну, прямо сама невинность! Меня смех валил с ног. Подождал, пока гости хорошо поддали, увидел, что невеста выскользнула во двор свежим воздухом подышать, и следом за нею намылился,— ухмыльнулся парень.

— Подвалил и предлагаю ей, мол, пошли в беседку, там зелень непроглядная. Оттянемся от души за все упущенное. Теперь ты замужем, бояться нечего! И ухватил за сиську. А Ксюшка молча как звезданула мне! Из глаз искры посыпались снопами, и говорит зло:

— Отвали козел! Все что было, навсегда ушло. Теперь я законная жена, и не смей, облезлое чмо меня лапать! Не то останешься калекой до смерти, за тебя ни одна старуха замуж не пойдет. Меня навсегда забудь, придурок шибанутый.

— Вот тебе и шлюха!

— Знать, отгуляла свое, одумалась.

— Живет она с тем мужиком?

— А куда денется? Двоих ему родила, оба его копии. И никто о ней не говорит ни единого дурного слова. Мужик на Оксанку не нарадуется. Так и сказал всем шептунам, кто о прошлом его жены рассказать хотели:

— Меня не интересует, как жила она до свадьбы. А вот как при мне живет, вижу сам! И любому шептуну сверну башку на задницу за сплетни и ложь!

— Она, как все говорят, прекрасной женою стала. А я, дурак, не поверил ей тогда. Потому один задыхаюсь. Никому не нужен. Теперь ни я, мне не верят, что на что-то еще годен,— вздохнул человек.

Парни ели уху. Она казалась им самой вкусной, такой дома не получится, сколько ни старайся.

Где-то неподалеку тявкнула лиса, почуяла запах рыбы, и ей захотелось полакомиться рыбьими потрохами, знала, люди их не едят.

— Иди, лопай! — отнес Андрей отходы к кустам и вскоре услышал чавканье.

Где-то высоко над головами летел гусиный косяк, скрываясь в темноте ночи.

А там и сорока затрещала, кто-то побеспокоил, разбудил спящую. Люди поневоле насторожились, вглядывались в заросли, оттуда вскоре вышел лесник. Увидев поселковых, успокоился, присел к костру.

— Прости, Кузьмич, что разбудили. Сам понимаешь, выходные короткие. Переночуем и домой! Ты не беспокойся, костер зальем, пожара не допустим! — сказал Яшка и, налив в стакан из бутылки, протянул старику: