Вылезать не хотелось, и ребята, наигравшись, развалились на спине у самого берега.

Вода здесь как в подогретой ванне. Потрогаешь рукою дно — песок под водой горячий. Волны подбегают уже усталые, обессиленные мелководьем. Они ласково и нежно лижут пятки, икры ног, порой бросают на живот и грудь пухлые клочья пены. Пена сипит, пузырится и, не достав до плеча, стекает струйками обратно.

Какое блаженство лежать вот так неподвижно и нежиться в приятной бархатистой прохладе!

Но, взбудораженные мыслями о предстоящей экспедиции, мальчики вели себя беспокойно. Между ними поминутно вспыхивали споры. Брать ли, например, с собой Любашку, рыжего Саньку и длинношеего Вальку? Что лучше: строить шалаш или разбивать шатер из плащ-палаток? Взять питьевую воду в бочонке или в бидонах-канистрах? Как сделать, чтобы Федька Хлыст не пронюхал об их новом деле? Все это надо было решать немедленно.

Сборы экспедиции решили проводить в Степином дворе, на территории разрушенного сарая, со строжайшим соблюдением всех правил конспирации.

Первые лучи едва коснулись черепичных крыш домов, а две тележки уже подкатили к кукурузному полю.

Степь проснулась, но еще нежилась в утренней тишине, дыша пряными ароматами шалфея и чебреца. Звонкие ребячьи голоса и смех вторглись в этот безмятежный покой и нарушили его.

Митя, Степа и Санька разбивали палатку, а Пашка и девочки строили шалаш. Пашка уже сколотил из кольев скелет и покрикивал на Любашу и ее подругу Надю, которые не поспевали подтаскивать ему охапки стеблей кукурузы с участка, скошенного на корм. Пашка обрывал початки и складывал в кучку, чтобы сдать в колхоз, а ветвистыми стеблями покрывал крышу, ставя их метелками вверх. Шалаш получился похожим на круглый зеленый чум с пышным желтым султаном на макушке. Чтобы крышу не разметало ветром, Пашка накрыл ее сверху куском старой рыбачьей сети.

Когда дед Михей выгнал стадо из села, над входом в палатку уже трепетал красный треугольный флажок, и Санька, по указанию Пашки, подвешивал снарядную гильзу, чтобы отбивать «склянки», как это полагается у настоящих моряков.

— Ай да мальцы! Раньше меня в степь справились. — Дед Михей подходил к лагерю, шаркая калошами по траве. — Энто ты тут верховодишь? — обратился он к Степе. — Добрый из тебя командир выйдет, добрый.

От похвалы у Степы зарделись уши и приятно защекотало в груди. Скрывая смущение, он вынул из кармана часы и поднес их к самому носу — пусть все ребята видят, какие у него часы. Вид у него был необычайно серьезный и важный.

— Уже пять. Сейчас начнем, — сказал он.

Все обступили его и с любопытством разглядывали серебряные часы и читали надпись.

— Это отцу от командующего за прорыв фашистских позиций на танке, — с нескрываемой гордостью пояснял Степа. — Тут, под Керчью, дали.

Пашке стоило неимоверных усилий изобразить на лице полнейшее равнодушие и отвернуться. Пусть Степка не задается и не думает, что кто-то ему завидует. Пашка поднял с земли молоток и, подойдя к снарядной гильзе, стукнул по ней два раза. Мелодичный звон «склянок» взвился над лагерем и далеко разнесся вокруг.

Дед Михей выбрал на полянке место, где трава была поярче и посочней.

— Вот тута и почнем. И не бойсь, Степан, захватывай поширьше, чтобы в две лопаты копать. Вот так. — Старик вывел лопатой большой четырехугольник.

У Степы по рукам пробежал зуд — хотелось скорей взяться за дело. Пашка встрепенулся, подбежал к Мите и ухватился за его лопату:

— Дай разок копну.

— А почему ты первый? Пусти…

— Уйди, не суйся! — Степа ухватился сзади за Пашкину тельняшку и потянул назад.

— Вы что, облиняете, если я покопаю?

— Не облиняем, а надо по правилам. — Митя вынул из кармана коробку, взял из нее две спички, одну надломил и закинул руки за спину. — Кто вытянет несломанную, тот будет первый. Выбирай! — Он выставил вперед кулаки.

Пашке досталась сломанная спичка.

— Тьфу! — плюнул он. — И везет же вам! Ну, мы с Санькой все равно вас обкопаем.

Степа окинул Саньку оценивающим взглядом: ростом невелик, но крепыш. В силе ему Митька, конечно, уступит. Но зато Митя хорошо умеет работать лопатой и цапкой. В начале каникул он целую неделю помогал матери на цаповке кукурузы и ни разу от нее не отстал. В своей силе Степа не сомневался. Тут не море! Тут он Пашке не поддастся.

— И всегда-то Пашка бахвалится. Ну и хвастун же! — заметила Любаша.

— А ты что встреваешь? Тебя не спрашивают, — окрысился на нее Пашка. — Иди в свой балаган и сиди там.

— И вовсе не балаган у нас, а шалаш и кухня. И потом, я не с тобой разговариваю, — отрезала Любаша.

Пашка постоял несколько минут возле Мити и Степы, ревниво наблюдая за тем, как они копают, а потом вместе с Санькой пошел собирать в траве кизяк — сухой коровий помет — для костра.