Эти находки являются прямым отголоском кровавых событий зимы 1238 года. Они позволяют добавить очередной штришок в картину гибели ранней Москвы. Скорее всего, женщина, киевлянка по рождению или жена княжеского дружинника, во время осады города в последний момент заложила под плитку пола свои украшения вместе с головной повязкой. В ее печальной судьбе можно не сомневаться. Однако, сама того не подозревая, она отправила безымянную весточку о себе, которая спустя семь столетий все же дошла к потомкам.

Гораздо более крупный клад такого же типа был найден 17 мая 1988 года в 100 метрах от Спасских ворот, на глубине 5 метров. Его случайно обнаружили военные строители во время земляных работ. Трудно представить, каким чудом он сохранился на этом участке Кремля, где за прошедшие годы различные постройки из дерева и камня неоднократно сменяли друг друга. Показательно, что фундамент последней из них, здания 30-х годов XX века, находился буквально в сантиметрах от сокровища.

Рабочие сообщили о находке археологам, которые незамедлительно появились у котлована и тщательно все проверили. Они установили, что первоначально клад находился в каком-то коробе, спрятанном в небольшой ямке, слегка затронувшей материковый песок. От короба мало что осталось: только маленькие кусочки истлевшего дерева да две позеленевшие медные ручки. Сам же клад состоял из почти 300 предметов: различных мужских и женских украшений — браслетов-наручей, перстней, височных колец, подвесок-колтов, застежек, круглых медальонов и бус, а также слитков-гривен и рукояти ножа из моржовой кости с серебряными пластинками по концам. Этот нож был положен явно с магической целью — охранять сокровища. Все вещи были спрятаны также в 1238 году во время штурма города монголо-татарами. За прошедшие столетия серебро почернело так, что первоначально не вызывало никаких ассоциаций с драгоценным металлом.

Древнерусский браслет-наруч

Музейным сотрудникам, реставрировавшим находки, их трагическая судьба стала понятна почти сразу. По их собственному признанию, все украшения клада обладали мощной отрицательной энергетикой. Женщины-реставраторы утверждали, что «от них исходила какая-то чернота», и к концу работы они становились какими-то угрюмыми и злыми.

— Вроде удовольствие, радость, счастье, что мы нашли клад, о котором даже не мечтали. А какое-то такое неприятное ощущение оставалось в душе, — делилась впечатлениями одна из них. — А потом пришли к выводу, что, вероятно, научными методами это не объясняется, но чисто интуитивно поняли, что когда люди прятали клад — им было страшно. Ведь монголы ворвались в город, все горело и рушилось, кругом враги…

Реставраторы убедились, что ощущение, с которым хозяева поспешно закапывали этот клад, каким-то образом передавалось им — ведь именно они спустя столетия впервые держали в руках спрятанные ценности. Лишь после их окончательной и длительной зачистки эти прекрасные находки очистились от негативной энергетики. По общему мнению, сейчас они только радуют глаз.

Когда я узнал об этом, в очередной раз понял, что не только мне приходилось ощущать мистическую и необъяснимую пока энергетику обнаруженных древностей. В свое время мне пришлось реставрировать бронзовые вещи из кургана киммерийского вождя. Процесс очистки был кропотливым и медленным: надо было постоянно менять раствор, в котором лежали предметы, осторожно очищать их мягкой щеточкой, долго держать под проточной водой и вновь закладывать в банку с чистым раствором. В результате химической реакции бирюзовая бронза постепенно приобретала благородный золотистый цвет. Ежедневно я находил на ней все новые и новые детали: характерные стертости, следы мелкого ремонта и погрешности отливки. Бронза медленно открывала тайны своего изготовления и длительного использования. Когда я брал в руки удила и бляхи, то буквально чувствовал шершавые ладони киммерийских воинов и мастеров. До сих пор на сенсорном уроне помню это удивительное, ни с чем не передаваемое ощущение энергии и тепла чужих незнакомых рук…

Этот кремлевский клад серебряных украшений XII — начала XIII века входит в десятку самых крупных и интересных комплексов, когда-либо находимых в древнерусских городах. Он оказался очень интересным и разнообразным по составу вещей. Здесь не только изделия русских мастеров, но и восточный золотой перстень с арабской надписью, и украшения древних викингов X–XI веков, и сосудик из раковины теплых южных морей, и многое другое.

Их изучение показало, что, скорее всего, клад был оставлен кем-то из семьи московского князя Владимира Юрьевича — ведь мужские серебряные браслеты и бармы (крупные медальоны, составлявшие вместе с бусинами и подвесками ожерелье) — это украшения, достойные лишь княжеских плеч. Причем здесь больше мужских, чем женских, вещей, и все они разного типа. Не исключено также, что это своеобразная казна княжеской семьи, которая долго собиралась и передавалась из поколения в поколение на протяжении многих лет. Спрятанный в трагические для города дни клад заставил по-новому взглянуть не только на события тех лет, но и пересмотреть общепринятые взгляды на историю ранней Москвы.

Бармы — дорогие ожерелья с медальонами — носили только русские князья. Рисунок А. Чебыкина (Киев)

Долгое время считалось, что будущая столица в те годы была глухим маленьким городком, затерянным в лесных дебрях у слияния двух рек. Но благодаря открытию домонгольских кладов в Кремле перед нами предстает не маленький форпост на южной границе Владимиро-Суздальской Руси, а городской центр, феодальная знать которого располагала уже значительными богатствами. Предметы из кладов настолько богаты и великолепны, что позволяют говорить об очень высоком статусе их владельцев. Кто же они?

Для того чтобы узнать хотя бы некоторые имена, обратимся к письменным источникам. Они сообщают, что, разгромив Рязань, монголы пошли на Коломну, а затем направились к Москве. Русские летописи и восточные хроники говорят об упорном сопротивлении защитников города. Его осада заняла, по одним данным, три, по другим — пять дней. Осаждавшим даже пришлось применить метательные орудия для взятия укреплений.

Летописный рассказ о падении Москвы, хотя и краток, но от этого не менее трагичен. В нем впервые упомянуто имя человека, бывшего в тот год московским удельным князем. Это Владимир Юрьевич, внук известного владимирского владыки Всеволода Большое Гнездо. По одним сведениям, ему было около девятнадцати лет, а скорее всего, и того меньше. О юности князя говорит и прозвище его воеводы — Нянька, явно опекавшего его на княжении. Наверняка, получив Москву в удел, Владимир стал обладателем и части семейной казны. Может быть, некоторые украшения носил даже сам Всеволод Большое Гнездо — дедушка юного князя.

Известно, что во время взятия города юноша попал в плен. Монголы привезли его во Владимир: «И приидоша татарове к Золотым воротам, водячи с собою князя Володимера Юрьевича, и глаголя: знаете ли княжича вашего Володимера». Увы, осажденные горожане ничем помочь ему не могли. В летописях о московском князе больше сообщений нет, как нет и сомнений в том, что его судьба, как и судьба владимирцев, была трагичной — все они погибли, защищая свой город. И только клады серебряных украшений напоминают о тех страшных и героических событиях.