Я говорил быстро, сжато – самую суть. О папочке, добывшем кусочек власти в администрации обожаемого народом президента, о телеграмме, которая по необъяснимым законам бюрократии плелась до штаба две недели, о том, что самое глупое, что парень мог натворить в своей жизни, – это с помпой дернуть из части…

– Пойми, пацан, – раскрывал я перед парнем заманчивые перспективы, – папочка не остановится, чтобы вытащить тебя из армии и избавить от трибунала. Руководство пойдет навстречу – я уверен. Бегство вызвано издевательствами старослужащих, невыносимыми условиями казарменного быта, а стрелял по гансам и ракетчикам не ты, а Пыряев… Если вытащишь нас отсюда, я смогу подтвердить, что ты вел себя мужественно. Будешь сидеть в Москве в объятиях папочки и навсегда забудешь кошмарную армию и ужасы Республики дезертиров. Даю тебе слово офицера – за помощь в побеге ты смоешь все грехи и станешь безвинным российским гражданином…

– Постойте… как вас… Михаил Андреевич… – дрожал от возбуждения парень. – Вы уверены, что мой папа в Кремле… что я не буду париться в тюрьме, служить в армии?..

– Твой отец стопроцентно обитает в Кремле, – терпеливо втолковывал я. – Нация есть такая в нашей стране: «кремлины». И отличает их от рядовых граждан то, что дети и прочие родственники представителей этой нации не сидят в тюрьме! Запомни. Во всяком случае, пока не покинут Кремль. Но твой папочка не собирается покидать Кремль – он недавно в нем обосновался…

– Не могу поверить… – покрывался жирной испариной дезертир. – Но я действительно не стрелял в этих солдат… Это Пыряев стрелял… Я обычный московский парень, у меня компьютер дома, девушка живет на проспекте Мира, у девушки бабушка, она меня очень любит…

Лично мне было глубоко плевать, стрелял рядовой Райнов или просто «отстреливался». И что в столице нашей родины проживают сплошь отпетые пацифисты – белые, пушистые, снабженные невестами, бабушками и компьютерами – мне тоже было глубоко и искренне плевать. Я хотел лишь одного – вырваться из ада. А если погибать – то в нормальном бою, а не в вонючем бараке.

В соседних отсеках хранилось молчание. Где-то наверху раздавались крики – кипела работа по косметическому ремонту «подъемного приспособления».

– Думай, паренек, – вынес я вердикт. – Хорошо бы это сделать сегодня-завтра – с утра вас сменят, а вечером меня ожидает небольшое аутодафе в одном уютном подвале. А пока есть время – давай быстро: что с вами приключилось…

История проста и поучительна. После того как здоровый дембель с тремя судимостями по кличке Могила щепетильно отмутузил в сортире наших героев, тем совсем разонравилась военная служба. Полная безысходность – два года представляются невыносимой вечностью, а каждый прожитый день дается с боем. По словам взгрустнувшего Райнова, они всерьез обдумывали мысль о суициде: уйти в лес и решительно повеситься. Как сказала программа «Время», несколько военнослужащих в Читинской области уже провернули такой фокус – так что прецедент создан. Били пареньков смертным боем, отчего желание уйти в другой мир закалялось, как сталь. Офицерам их проблемы были глубоко безразличны, солдаты своего призыва заступиться не могли – сами с трудом сносили тяготы. Работали Пыряев и Райнов монтерами на строительстве завода ЖБИ – восемь часов ковырялись в трансформаторных будках, остальное время проводили в казарме. Однажды пребывали в тоске дремучей – день окончен, в казарму не тянет. Подвалил мужичок – чернявенький такой, из гражданских. Слово за слово, понимаю вас, ребята, сам служил. Покосился воровато по сторонам и начал рассказывать красивую сказку про упрятанную в глухой тайге Республику… Вольные хлебопашцы, рай и благоденствие, море баб, микроклимат, можно вообще не работать, а жить в своем комфортном домике, где есть электричество и все удобства… Словом, наплел небылиц. Рядовые полными глупышами, понятно, не были, но посчитали, что даже если десятая часть из рассказанного верна (а она, в сущности, верна), то это лучше, чем уходить за здорово живешь на тот свет.

– А где это? – хором поинтересовались будущие дезертиры.

Оказалось, что совсем под боком. Сороковой километр трассы Марьяновск – Чебаркуль, характерная скала с выступом, пройти мимо которой достаточно трудно; тропа в горную страну, поворот перед расщепленной скалой, чаша в породе… Остальное представить нетрудно. Он прыгнул в подземную реку после первых же выстрелов. Обвал случился позже. Избавился от автомата, от вещевого мешка… Предсмертный вопль товарища звенел в ушах – поэтому, выбравшись из реки, не стал носиться по берегу, поджидая подельника, а сразу рванул в лес. Шел на север, через завалы и глухой подлесок, практически не ориентируясь. Свалился в яму, перемог до рассвета, опять побрел. Вышел на деревню – кучку домишек из теса у пяты скалистого хребта, где и повязали его небритые личности в маскировочном одеянии. Обрадовались, будто Бен Ладена изловили. Сунули в вездеход, куда-то повезли. Дико посчастливилось дезертиру, что имелся при нем упакованный в целлофан военный билет. И по возрасту он не очень подходил для злоумышленника. Внятно объяснил причину своего появления в Каратае, описал погоню. Беседа протекала в просторной избе – под руководством каменного типа с блеском в глазах. «У тебя есть два варианта, парень, – доходчиво объяснили Райнову. – Простой человеческий концлагерь. Либо снаружи, либо изнутри. Третьего нет, хоть тресни. Спасибо тебе, конечно, огромное, что пожаловал на постоянное место жительства – нам как раз нужны молодые кадры…»

– Стоп, – перебил я разошедшегося юнца, – можешь не продолжать. Думай со страшной силой, парень. И учти, что я в любом случае отсюда убегу, но тебе уже от этого бонусов не видать. Будешь загибаться в «волонтерах» до пенсии. А сдашь меня – тоже вряд ли получишь внеочередное звание.

– Я понял… – муссировал распухающую голову дезертир. – Постараюсь что-нибудь придумать…

– Что за тип сегодня приезжал?

– Ах, этот… У него погоняло – Саул. Хозяин Лягушачьей долины. Поместье в десяти минутах езды на север… Домина, Михаил Андреевич, просто закачаетесь…

– Феодальчик, что ли, местный?

– Вроде того. Рудник у него в ущелье. Конопляные посадки. А на увалах, я слышал, даже мак высеивают…

– Ты начал про дом. Быстрее, рядовой, быстрее… – снаружи раздавались командные крики – похоже, перекосы в опалубке устранили.

– А что про дом… – дезертир занервничал. – Позавчера мы в наряде были… мы же обе долины обслуживаем: Лягушачью и Усть-Хандын… Доставили в его домину какие-то продукты, упаковок двадцать, наверное. Ящики с вином, пиво, мясные изделия. Регулярный снабженческий рейс… Вносили через задний ход, на кухню. Там еще громила такой, полувоенный, в гамаке валялся…

– Провести сможешь?

– Не знаю… – Физиономия бойца заалела, как кумач. – Наверное…

– Сколько человек охраняет дом?

– Думаю, немного, человека три-четыре… Но там собаки злющие бегают…

– Не бывают собаки злее, чем люди, заруби на носу, Райнов. Все, вали отсюда. Не забудь прикрикнуть на меня…

По цепочке передавались команды, шевелились люди в соседних отсеках. Райнов подскочил, как будто его гадюка в задницу ужалила.

– Чего разлегся, чморила хренов?! А ну, подъем, падла, за работу!..