Оставалось копать в архивах и наблюдать за Корелиным.

Специальная группа была отправлена в тыл к немцам, отыскала место, где находилась батарея, но там, в болоте, возле наскоро сколоченной гати, удалось найти только два грузовика и тела одиннадцати человек. По документам – капитан Сличенко и бойцы его батареи. Тут Репин не соврал. В теле одного из бойцов были обнаружены винтовочные пули калибра семь-шестьдесят две, а капитана убили из пистолета. В спину и голову.

Не врал Репин, не врал.

А кроме того, по остаткам бумаг в карманах убитых и в машинах, найденных в болоте, получалось, что все там происходило в августе сорок первого. В августе, а не в октябре, как утверждал Репа. Но в августе он еще работал токарем на заводе, это точно, это проверили. То есть в августе он никак не мог участвовать в захвате установок. И соврать он тоже не мог, здесь Домов был уверен на все сто процентов. Во время таких допросов никто врать не сможет.

Так что, если не обращать внимания на общую фантастичность происходящего, то получалось – группа путешествовала не только в пространстве, но и во времени.

Кремовой виньеточкой на торте была надпись, обнаруженная на коре клена в московском дворе, из которого, по словам Репина, группа отправилась на болото.

«Севка Залесский» было торопливо нацарапано на стволе, и это было в общем-то понятно. Резьба по дереву – развлечение обычное, а перед операцией свободно могло возникнуть желание оставить о себе хоть какую-нибудь память, зацепку. Что-то, что вроде бы дополнительно удержит на этом свете, если что. Но вот две цифры под надписью – 89, вызвали некоторое недоумение. Номер части? Проверка показала, что Всеволод Александрович Залесский не имел отношения ни к одной из частей с таким номером. Адрес? Какой был смысл писать номер дома или квартиры без указания улицы?

Домов, как человек обстоятельный, в список версий включил и совсем уж фантастическую, о том, что 89 – это год рождения. Только не тысяча восемьсот восемьдесят девять, а тысяча девятьсот. Если уж путешествовать по времени, то во всех направлениях. И такая версия автоматически выводила Всеволода Залесского в первые ряды фигурантов этого странного дела.

Домова не торопили. Домова предупредили о режиме максимальной секретности, рекомендовали до минимума сократить список посвященных, и, на всякий случай, толковых и полезных сотрудников к делу не подключать. Толковых сотрудников найти трудно, а по всему выходило, что чистку среди посвященных придется проводить рано или поздно. В любом случае.

Если все – правда, то лучше ее засекретить. Если – ложь, то тем более…

Всех, с кем общался Корелин, проверяли. Когда обнаружили, что тот несколько раз встречался с генерал-лейтенантом Власовым – напряглись, когда генерал пропал – пришли в состояние легкой паники, а когда оказалось, что Власов-таки попал в плен, Домов решил, что Корелин все это знал заранее. Или даже сам все подготовил и провернул зачем-то.

Начальство с предположением Дмитрия Елисеевича вроде бы и не согласилось, но против личной встречи не возражало.

– Такие дела, – сказал Орлов, когда Евгений Афанасьевич отодвинул папку.

– Такие дела, – подтвердил Корелин. – Я всегда верил в таланты Димы. Если он вцепится да если еще и личная заинтересованность возникнет… А бумаги, я смотрю, в папочке свеженькие. Как бы не вчерашние…

Корелин взял в руки листок с машинописным текстом и посмотрел на число.

– Точно, пятого августа. Откуда у тебя это, Данила?

– Я же тебе сказал – я тебя предал. Сдал.

– Нет, это я понял. Не понял, почему ты на свободе и зачем тебе дали эту папку. Ты, случаем, не на машине Феди сюда прибыл?

– Нет, не с Домовым. Папку мне дал человек, находящийся чуть выше Дмитрия Елисеевича. На свободе я потому, что… ну, потому, например, что на свободе я полезнее. – Орлов аккуратно сложил бумаги и фотографии в папку, завязал веревочки, а папку спрятал в портфель. – Вот так вот, товарищ комиссар…

В кабинете стало тихо, только с улицы сквозь открытое окно было слышно, как шелестят листья на деревьях, да издали донесся лай собаки.

Корелин молча постукивал пальцами по крышке стола.

Прошла минута. Еще одна. И еще.

– Что молчишь? – поинтересовался Орлов.

– Я не молчу, я жду, – сказал Корелин.

– Чего?

– Ну… Когда за мной приедут. Забирать, ломать…

Орлов засмеялся. Потом смех оборвал и посмотрел на собеседника даже с некоторым удивлением:

– А зачем тебя забирать? Смысл какой?

– Подожди… – Корелин потер лоб ладонью. – Что значит – зачем?

– Да вот так просто – зачем ты можешь им понадобиться? ИМ! – воскликнул Орлов, указав пальцем на потолок. – Таких, как ты, не арестовывают, а устраняют. Ты слишком много знаешь, но вряд ли ты станешь кому-то на допросах что-то рассказывать. Тем более что в результате и твоих следователей придется убирать… Проще уж пристрелить тебя и всех делов. Особенно в свете последних обстоятельств. Ты зачем Власова в плен отправил?